Читать книгу "Месть в домино - Павел Амнуэль"

Стадлер возражать не стал, но и не стал сразу же звонить в Стокгольм. Мы дождались в коридоре, пока Тома выходила на вызовы, потом, едва держась на ногах от усталости, шла к гримерной, нам со старшим инспектором она кивнула, сделала мне рукой знак подождать, Стадлер подал ответный знак: поняли, мол, подождем, хотя ему-то предложение Томы вовсе не предназначалось.

Ждать пришлось около получаса, в гримерную входили и выходили какие-то люди, капельдинеры приносили букеты, Стадлеру начала надоедать эта всенощная, но, наконец, вышла Тома в своем приталенном пальто с меховым воротником, и мы поспешили к служебному выходу, где ждало заказанное дирекцией такси. Нас окружили репортеры, засверкали вспышки, у Томы что-то спрашивали, а на нас со старшим инспектором, к счастью, не обращали внимания. Может, решили, что мы — охранники мисс Беляев?

— У меня своя машина, — предложил Стадлер, но я отрицательно покачал головой. Тома решительно села на заднее сидение такси, я — рядом и захлопнул дверцу перед носом Стадлера, решившего быть третьим. Пришлось старшему инспектору сесть рядом с водителем.

— Тома, — сказал я тихо, — пожалуйста, не нервничай, я не смогу подняться к тебе, старший инспектор имеет ко мне разговор, от которого невозможно отказаться.

Тома поцеловала меня в щеку и прошептала:

— Ты говоришь совсем как мафиозо, который не может отказаться от предложения крестного отца.

— Так и есть на самом деле, — пробормотал я, и всю дорогу до отеля мы молчали, потому что губы наши были заняты. Наверняка Стадлер следил за нами в зеркальце, но не подавал виду — и на том спасибо.

У отеля старший инспектор первым выскочил из машины и открыл перед Томой дверцу, бросив в мою сторону предостерегающий взгляд.

Когда Тома направилась ко входу, освещенная фотовспышками репортеров, ждавших ее у отеля, Стадлер сел рядом со мной, сказал водителю: «Управление полиции, побыстрее», и демонстративно откинулся на спинку сиденья, давая понять, что разговор начнется, когда мы прибудем на место.

— Хороший был спектакль, — сказал я. — Редко случаются представления с таким нервом. Вы согласны?

С этим Стадлер был согласен, поскольку не стал возражать.

— Отдайте мне, пожалуйста, ваш мобильный телефон, — потребовал старший инспектор, когда мы вышли.

— Я бы хотел связаться с адвокатом, — напыщенно произнес я.

— У вас есть свой адвокат? — удивился Стадлер, проводя меня мимо дежурного, что-то отметившего в своем компьютере.

— Или с российским консулом, — сказал я, не отвечая на вопрос.

— Вас пока ни в чем не обвиняют, — буркнул старший инспектор.

Кабинет у Стадлера оказался маленьким, с единственным окном, выходившим на шумную улицу. Окно не было зарешечено, что являлось, на мой взгляд, непростительным упущением: вдруг кому-то из задержанных захочется выпасть наружу, а здесь все-таки четвертый этаж. Разобьется бедняга.

— Пока таких идиотов не было, — сказал Стадлер, проследив за моим взглядом. — Садитесь. Нет, не сюда, а перед столом.

— Вы направите мне в глаза свет лампы…

— Успею еще, — сказал старший инспектор, закурил и минуты две, похоже, наслаждался дымом, не обращая на меня внимания.

— Давайте говорить серьезно, господин Бочкариофф, — сказал он, наконец, положив недокуренную сигарету в пепельницу. — Отпечатки пальцев Гастальдона на вашем ноже — улика сильная, сказать вам по этому поводу нечего, но это еще не основание заподозрить вас в убийстве. Нужен мотив, нужна возможность. К убийству в Стокгольме вы и вовсе не можете иметь никакого отношения, иначе нам придется спуститься в пучину конспирологии, а это, знаете ли, полный бред, о котором я и думать не собираюсь.

— Так вы предъявляете мне обвинение или нет? — спросил я. — Если нет, то я бы хотел…

— Пока не предъявляю, — сказал Стадлер, усаживаясь за стол. Он закурил, пустил дым в мою сторону и повторил:

— Пока не предъявляю. Я хочу знать мотив.

— Вы думаете, что я вам расскажу о моих напряженных отношениях с Гастальдоном, потому что он приставал к госпоже Беляев, и я…

— Перестаньте, — поморщился старший инспектор. — Я прекрасно знаю, что с Гастальдоном вы практически не были знакомы. Я знаю, что у него не было ничего с госпожой Беляев…

— Вы упоминали о Ницце, — сказал я насмешливо.

— Они там обменялись приветствиями, — отмахнулся Стадлер. Видимо, за прошедшие часы получил более надежную информацию. Ну и слава Богу.

— Личного мотива у вас, похоже, не было, — продолжал он.

— И возможности тоже, — подхватил я. — Когда произошло убийство, я находился на семинаре.

— Это мы уже обсуждали, — прервал меня Стадлер. — Но появления отпечатков пальцев на вашем ноже вы объяснить не можете.

— Вы думаете, это тот самый нож, которым…

— Может, и тот самый. На лезвии нет следов крови…

— Вот видите!

— Но вы могли их смыть.

— И оставить на рукоятке отпечатки пальцев? Вы считаете меня идиотом?

— Нет. Значит, вы признаетесь в том, что…

— Ни в чем я не признаюсь, старший инспектор! Хорошо, я могу попытаться объяснить, как появились отпечатки Гастальдона на моем ноже…

— Замечательно! Говорите, запись включена.

— …но вы сочтете, что я несу чушь и пытаюсь ввести следствие в заблуждение.

— Вы говорите, а я сам разберусь, что мне по этому поводу думать.

— Хорошо, — сказал я. — Я вас предупредил… Но чтобы к этому подойти, надо сначала ответить на некоторые наводящие вопросы. Например, почему маэстро Лорд так странно смотрел на Стефаниоса, когда тот пел песенку во втором акте. Он видел: верхнее соль прозвучало, когда рот у певца был закрыт, понимаете? И еще: почему убийства в Стокгольме и здесь, в Бостоне, произошли почти одновременно? И наконец, почему либреттист Антонио Сомма отказался ставить свою подпись под текстом написанного им либретто, а опера, которая сначала называлась «Густав III», потом получила название «Месть в домино», а окончательно названа была «Бал-маскарад»?

— И всю эту чушь, — подхватил старший инспектор, — я должен выслушать прежде, чем вы ответите мне двумя словами на простой вопрос?

— Вы же обвиняете меня в убийстве, старший инспектор! Я защищаюсь, как могу.

— Я не обвиняю вас в убийстве, — устало произнес Стадлер. — Вы это прекрасно знаете. У вас алиби. Я просто хочу понять, чтобы двигаться дальше.

— Да-да. Именно. Вы хотите понять. Но тогда какое имеет значение, есть на моем ноже отпечатки пальцев Гастальдона или нет? Нож мой, из дома я его не выносил…

— Это мне не известно, — быстро вставил полицейский.

— Зато мне известно, — парировал я. — Не выносил, Богом могу поклясться. Или вы считаете, что я почему-то передал нож гипотетическому убийце, тот в мое отсутствие совершил преступление, оставшись невидимым, как Гриффин, а потом возвратил мне нож, использовав его, так сказать, по назначению? И даже не стер чужих отпечатков, а я не проверил? Вам не кажется, старший инспектор, что это несколько… натянуто?