Читать книгу "Дальтоник - Алексей Слаповский"

— Чаю не могу предложить, — сказал М. М. — Не хочу сидеть за одним столом с человеком, которого не уважаю. Кстати, вы, кажется, еще очень молоды. Может, еще не все потеряно?

— Для меня-то? Это для тебя все потеряно! — сказал Шацкий и вышел, очень недовольный собой. Даже не столько своими действиями, которые были безошибочными, сколько последней фразой, прозвучавшей слишком раздраженно и как-то даже по-детски обиженно. Оь знал за собой со школьной поры эту бесконтрольно возникающую обиженность, научился подавлять ее, но иногда вот — прорывалось.

8

Килил сначала хотел взять всё, но передумал: вдруг поймают, тогда не оправдаешься. У него были свои деньги, в старом бумажнике, который он когда-то нашел во дворе возле мусорного бака. (Там же — свидетельство о рождении.) Их должно хватить на дорогу и продукты. Кое-что уже лежало в рюкзаке, вместе с футболкой и парой носков. Может, больше пока не брать? Присмотреть дом, договориться, а потом вернуться за деньгами? Как он будет покупать дом, насчет этого Килил сочинил историю: ехали вместе в поезде с матерью, она заболела, отстала, но скоро тоже приедет, а все деньги у него, поэтому он запросто может сам купить дом. Главное ведь купить и зажить в нем, а там он что-нибудь придумает: мать совсем разболелась, приедет после или еще что-то. Да, но купить надо сразу за деньги? Значит, все-таки брать их? Надо взять. Но не все, половину. Если уж за тысячу можно купить хороший дом, то за пять будет вообще отличный.

Килил отделил половину, обмотал пачку долларов полиэтиленовым пакетом, обвязал бечевкой и привязал к себе, а сумку спрятал обратно. Теперь надо доехать до вокзала. К своему метро возвращаться нельзя, могут поймать. Килил пересек парк, вышел к забору больницы, вдоль него — к пролому, через него мимо гаражей — к домам. Все эти места он знал и вскоре оказался на трамвайной линии, дождался трамвая, вошел в вагон и встал сзади, чтобы всех видеть, доехал до «Войковской», потом на метро до кольца, а потом на «Комсомольскую», к площади трех вокзалов, в том числе и Ярославского, с которого, как он узнал заранее, отправляются поезда на Вологду. В зале, где были кассы на поезда дальнего следования, пришлось отстоять очередь. Килил приподнялся на цыпочки, чтобы казаться выше, и деловито сказал:

— Один до Вологды!

Кассирша даже не удивилась, что он маленький, просто сказала:

— Паспорт.

— У меня там мать болеет, — сердито сказал Килил, — какой паспорт, вы что, не видите, что с ребенком разговариваете? У меня свидетельство о рождении!

И он сунул тетке заранее приготовленный документ.

Она даже не стала смотреть.

— Без сопровождения взрослых не имеешь права!

— Я говорю же, мама болеет, я к ней еду, у меня больше нет никого!

— Так не бывает, чтобы никого не было! Или телеграмму покажи тогда!

— Какую?

— Что мать болеет. Заверенную главврачом, если она в больнице. И отойди, видишь, люди стоят!

— Ты, в самом деле, пацан, не мешайся тут! — Килил почувствовал на плече руку, обернулся и увидел мужчину, который даже и не глядел на него, а отодвигал, убирал рукой досадную помеху, готовясь сунуться в окошко и начать разговор с кассиршей. Но удивленно глянул вниз: помеха почему-то не убиралась. Килил, вцепившись руками в край выступа перед кассой, уперся и громко сказал, стараясь выглядеть строгим и культурным, но одновременно и готовым к скандалу: он знал по жизненному опыту, что мужчины терпеть не могут кричащих детей:

— Сладили с ребенком? А если у меня мать умирает? Устроили тут порядки, сыну к матери поехать нельзя!

Мужчина вяло удивился.

— Надо же, — сказал он, — какой разговорчивый. Тебе сколько лет?

— Тринадцать! — уверенно ответил Килил, но вспомнил, что в свидетельстве о рождении записано другое, добавил: — Скоро.

— Продайте ему билет, в самом деле! — сказал мужчина кассирше не по доброте, а подозревая, что иначе все затянется дольше. — У него ситуация сами видите какая!

— Не имею права, он несовершеннолетний. Только в сопровождении взрослых может ехать.

— Ну, считайте, что я сопровождаю. Будто он мой племянник, что ли.

— Если на свою ответственность, мне все равно.

— На свою, на свою.

— Деньги давайте.

— Я за него еще и платить должен?

— Есть деньги, есть! — сказал Килил.

И кассирша согласилась выдать билет Килилу, но деньги приняла все-таки не от него, а от мужчины.

Они оказались в одном вагоне и одном купе. Там сидели уже две тетки, очень похожие, то ли мать с дочерью, то ли сестры, они везде насовали сумок и свертков.

— Здравствуйте! — сказал мужчина. — Не многовато вещичек?

— Самый раз! — сказала тетка помоложе.

— Я к тому, что людям тоже ехать надо.

— А вам кто мешает? У вас вообще один портфель, вы чего хлопочете?

— Я в принципе.

— И мы в принципе.

Мужчина понял, что тетки приятными попутчицами не будут, со скукой сел, посмотрел в окно, увидел на перроне милиционера, и это навело его на мысль:

— Сейчас вот позову, — сказал он Килилу, кивая на милиционера, — пусть проверит, кто ты такой.

— А он, что ли, один едет? — тут же поняла суть тетка постарше.

— Ну. Говорит, мать помирает. А у самого, между прочим, в бумажнике деньжищ целая куча. Ты где денег столько взял?

Килил не успел ответить, за него это сделала тетка помоложе:

— Известно где! У нас вчера такой же вот, даже еще меньше, чуть сумку не утащил. Только на землю поставила, а он тянется! Я ему, паразиту, по руке ногой как дам, а он орет: я рубль уронил! Рубль! Знаем мы этот рубль!

— Вот именно, — поддержал мужчина. Он был добрый, интеллигентный человек и не любил находиться в конфликте с кем-то. Только что он слегка пикировался с женщинами, ему было это неприятно, и повод наладить отношения его радовал. Да и женщины тут же смягчились и были довольны возможностью уважать мужчину, с которым придется ехать.

— Зовите, зовите! — сказала старшая. — А то как спать? Заснешь, а проснешься без денег и вещей, и еще спасибо, если живая!

— Я к маме еду, она болеет, — сказал Килил как можно вежливее, до последнего надеясь, что они шутят.

— Вот ты милиционеру и расскажешь, — посоветовала ему старшая без угрозы, чуть ли не ласковым голосом, показывая присутствующим и самой себе, что она готова сочувствовать, если у кого беда, но порядок есть порядок. — И кто у тебя там болеет, и кто ты сам такой. Если милиционер скажет, что малолетним положено в одиночку ехать, мы не против!

— Ага, положено! — с иронией высказалась младшая, предвосхищая мнение милиционера.