Читать книгу "Подкидыш - Филиппа Грегори"

– Как убийца и ведьма, она в глазах закона уже мертва, – ответил дон Лукретили. – Она лишилась положенного наследства из-за совершенных ею грехов, и отныне все будет так, словно она никогда и не рождалась на свет. Она станет изгоем, и никто в христианском мире не пустит ее под свой кров, не предоставит ей убежища, поскольку она будет объявлена преступницей. Ей негде будет преклонить свою лживую голову, и с точки зрения закона она будет мертва и превратится для людей в призрак. А новой аббатисой вполне сможет стать уважаемая сестра Урсула, которая исполняла в монастыре обязанности алмонера и, по сути дела, вела здесь все хозяйство. Она же будет распоряжаться и прилегающими к аббатству землями, и всем прочим. – Он невольно прикрыл глаза рукой. – Простите, но мне невыносимо трудно говорить об этом. Я не могу не оплакивать мою погибшую сестру!

– Что ж, вот все и решилось, – сказал Лука.

– Я набросаю отчет о виновности бывшей аббатисы и составлю предписание для ее ареста, – сказал брат Пьетро, раскладывая свои бумаги. – А вы, дон Лукретили, сможете сразу же все подписать.

– Вы скоро уедете, и мы с тобой никогда больше не встретимся, – тихо сказала Луке сестра Урсула, и в голосе ее отчетливо прозвучало сожаление.

– Я должен буду уехать, – ответил он так, чтобы слышала лишь она одна, – ибо у меня есть определенные обязанности и я тоже приносил определенные обеты.

– А я должна буду навсегда остаться здесь, – сказала она, – и по мере сил служить моим сестрам. Увы, пути наши вряд ли когда-либо снова пересекутся… Но я никогда тебя не забуду. Никогда-никогда не забуду!

Лука стоял так близко от нее, что почти касался губами ее апостольника, от которого исходил слабый, но отчетливый аромат духов.

– А как ты поступишь с тем золотом? – спросил он, и она, качая головой, пообещала:

– Я его там, в ручье, и оставлю. Слишком дорого оно нам обошлось. Мне и моим сестрам придется заново приносить обет бедности. Я даже дону Лукретили не стану об этом золоте рассказывать. Пусть это останется нашей тайной – твоей и моей. Хорошо? Возможно, это последнее, что нам с тобой удастся разделить.

Лука низко наклонил голову, чтобы сестра Урсула не заметила горькой усмешки, невольно исказившей его уста.

– Значит, мое расследование закончится тем, что ты, сестра моя, станешь новой аббатисой, золото отныне будет покоиться на дне ручья, а синьору Изольду уже сейчас можно считать покойницей?

Видимо, что-то в тоне Луки встревожило его чуткую собеседницу, и она тут же воскликнула:

– Но это же только справедливо! Именно так и должно было случиться.

– Действительно. Пожалуй, и я уже начинаю понимать, что именно так и должно было случиться. Именно так кое-кто и рассчитывал, – сухо ответил Лука.

– Вот предписание на арест и признание виновной синьоры Изольды, ранее считавшейся настоятельницей этого монастыря, – сказал брат Пьетро, подталкивая к Луке листок, на котором еще не высохли чернила. – А это письмо, одобряющее назначение сестры Урсулы на пост аббатисы.

– Как это ты так быстро и ловко успел все сделать! – притворно восхитился Лука.

Клирик изумленно глянул на приятеля, почувствовав холодность его тона.

– Я думал, что все уже решено? – неуверенно пробормотал он.

– Почти. Осталось только одно, – сказал Лука, подошел к двери и открыл ее. На пороге мгновенно возник Фрейзе с кожаным мешком в руках. Лука молча взял у него этот мешок, положил его на стол и, распустив стягивавшую горловину тесемку, стал по очереди вытаскивать из мешка различные предметы, громко их называя: – Вот сапожное шило, которое было спрятано сестрой Урсулой в потайном шкафчике за резной каминной панелью… – Он услышал, как монахиня невольно охнула и тут же что-то прошептала, явно отрицая свою причастность к этому опасному предмету. Не глядя на нее, Лука сунул руку в карман и вытащил оттуда аккуратно свернутый листок бумаги. Вокруг все молчали, внимательно следя за его действиями. Он неторопливо развернул листок и продемонстрировал участникам суда отпечаток окровавленной ладони той монахини, что приходила к нему в ночи, чтобы дать свидетельские показания и показать свои «стигматы». Затем он приложил треугольное острие сапожного шила к кровавому отпечатку, и форма острия в точности совпала с краями отпечатка.

Лука даже зубами скрипнул, сам убедившись, сколь справедливыми оказались его подозрения, хотя, если честно, он очень надеялся, что и эта догадка, и его запоздалое прозрение окажутся ложными. Он чувствовал себя как человек, который играет в кости, поверхность которых абсолютно лишена каких бы то ни было пометок; теперь он, пожалуй, и сам уже не понимал, на что все-таки ставил в этой игре.

– В данном случае я могу быть совершенно уверен только в одном, – тихо, каким-то сдавленным голосом сказал Лука. – Только одно представляется мне несомненным: я полагаю, что в высшей степени не похоже, чтобы священные раны, нанесенные Христу, имели в точности ту же форму и размер, что и острие самого обыкновенного сапожного шила. Я уверен, что раны, которые я собственными глазами видел на ладонях молодой монахини и запечатлел на бумаге, нанесены рукой человека с помощью самых примитивных орудий труда, в частности этого вот сапожного шила.

– Молодые сестры постоянно сами себе наносят различные увечья, – быстро сказала сестра Урсула. – У истеричек такое часто случается. Я же предупреждала тебя об этом, брат Лука.

– И для этого они используют сапожное шило, которое ты хранишь у себя в потайном шкафчике, сестра моя? – сказал Лука и вытащил из мешка следующий предмет – небольшой стеклянный кувшинчик, полный то ли каких-то семян, то ли сухих ягод. Он поднял его повыше, показал монахине и спросил: – Насколько я понимаю, это сушеные ягоды белладонны?

– Я что-то не понимаю, к чему ты клонишь? – вмешался дон Лукретили.

– Разве? – удивился Лука с крайне заинтересованным видом. – А здесь есть кто-нибудь, кто это понимает? Например, ты, сестра моя, понимаешь, к чему я клоню?

Лицо монахини стало белым, как ее апостольник. Глядя на Луку, она молча покачала головой, но ее прекрасные серые глаза молили его не говорить больше ни слова. Некоторое время он тоже молча смотрел на нее, потом его юное лицо помрачнело, и он сказал, словно отвечая на так и не заданный ею вопрос:

– Я вынужден продолжить, сестра. Я был сюда послан, дабы произвести здесь всестороннее расследование, так что я вынужден продолжить. Кроме того, я и сам обязан понять суть происходящего. Мне необходимо выяснить все, чтобы понять…

– Нет никакой необходимости выяснять все… – прошептала она. – Эта злодейка, наша бывшая аббатиса, исчезла, и мне все равно, что она там делала с помощью этого шила и ягод белладонны…

– Мне нужно понять суть, – повторил Лука и извлек из мешка последний предмет – монастырскую расходно-приходную книгу, которую Фрейзе ловко стащил у сестры Урсулы.