Читать книгу "Репетитор - Георгий Исидорович Полонский"

все, товарищ на крючке. Когда он ушел отсюда?

К а т я. Без чего-то девять.

И н н а. Двух часов не прошло, а у него уже шило в одном месте, ему невтерпеж… Поздравляю, Катюха. Тем более, что философ! Я с ними дела не имела, но я имела с физиком-теоретиком, это близко. В двадцать шесть лет лысенький, глаза печальные, а хобби у него — песенки юмористические из ихних «капустников». Юмор для докторов наук — они животики себе надрывают, а ты сидишь как чурка — ни бум-бум! Устала я с этим теоретиком; он женатый оказался, в каком-то полуразводе. Юридически — уже да, а фактически — еще нет… Зачем мне тогда этот юмор, ты не знаешь? Вот и я тоже… А твой — вон как раскочегарился, в момент. Теперь, подруга, надо знать точно: кто тебе нужен-то — он или его бабуся?

К а т я. Я еще не успела сообразить…

И н н а. Соображай скорее, тут надо ковать, пока горячо. Что горячо — я вижу, а что конкретно ковать — это уж ты сама смотри… Если бабушка в чинах и в силе, она тебя может наладить в артистки! А что? Ты у нас такая…

К а т я. Смеешься?

И н н а. Да почему? Почему мы до того себя не уважаем, что нам вроде и замахнуться на такое смешно? А вот мы замахнемся! Ты в школе-то ходила в драмкружок к этому Арнольду?

К а т я. При мне никакого Арнольда не было, его только вспоминали… При мне была Муза Яновна, а я не могла переносить ее щитовидку, безумные эти глазищи… и что комбинация у нее вечно видна…

И н н а. И такие, видишь, лезут в искусство — так тебе же тогда сам бог велел. Вблизи посмотришь на какую-нибудь кинозвезду — подумаешь: с ее внешностью — отдыхала бы! Нет, играет и славу имеет, считай, мировую уже. Кино — это ведь что? Это клей и ножницы. Если нас с тобой вот сейчас будут снимать, а потом склеят самые выразительные моменты, мы будем на экране выглядеть бесподобно, на Гран при! Это я тебе говорю, а я собаку на фотопортрете съела… Нет, главное тут, как вообще в жизни, — везение. Слушай: чтобы эта знаменитая бабка захотела ударить для тебя палец о палец, надо ей понравиться. Но этого мало… Если у тебя с ее внуком ничего нет, с какой стати она тебе будет утруждаться помогать? Палец о палец — это у них не просто… Вот если ты дорастешь до невесты…

К а т я. Инка, ну что ты говоришь?!

И н н а. Дело говорю.

К а т я. Я уже дорастала один раз. И что? Последнее письмо неделю назад получила — видишь, не вскрытое даже. Потому что пишет одно и то же, одно и то же… А отвечать мне давно нечего… Вот и оттягиваю… перекладываю туда-сюда…

И н н а. Я вообще не понимаю, зачем ты сейчас про Костика ни с того ни с сего… Не по повестке дня выступаешь — говорим про философа и его бабку. Почему бы тебе не поневеститься с ним? Он что, противный?

К а т я. Нет… он смешной.

И н н а. Ну и посмейся на здоровьичко. Чем плохо-то? Если собралась в артистки — вот тебе и репетиция! Господи, да на твоем месте, когда мальчик уже на крючке, я заиграла бы его знаешь как? Вся философия из него вышла бы! А его бабка сама приползла бы выяснять наши с ним отношения. И тут я ей говорю: «Бабушка, милая, рано мне о замужестве думать — молода я еще и голова у меня не тем занята. Мечта моей жизни — сцена!» К сентябрю я как штык была бы студенткой театрального… А там, оглядевшись, решала бы, нужен мне этот философ или нет… Ну, что смотришь так? Очень я безнравственная?

К а т я. Очень!

И н н а. Больше на словах, Катюха. Если б я такая была, сидела бы я сейчас на даче того лысенького теоретика — у него в Меллужах дача — или вообще в Латинской Америке — там в торгпредстве работает один мой бывший поклонник… И еще был вариант — ленинградец, инженер-телевизионщик… Нет, не умела я быть хищницей. Все ублажала свое сердце! Ублажила? Нет. Все равно несытое оно, все равно ноет. А если бы я по расчету жила, оно, может, притупилось бы, поумнело… Вот мне сейчас никакой бури не требуется. Мне просто надо, чтобы можно было бросить это паршивое фотоателье… Катенька, я ведь теперь даже не щелкаю, я только проявляю, я весь день в темноте! Одна мечта — выйти на свет божий… и чтоб руки отдохнули от химии, — гляди, какие! Стыд же… Чтоб мужик меня элементарно обеспечил… чтоб забрал меня наконец от отчима, который проходу не дает! Знаешь, какие у него ласки, у отчима моего? Он щипается, паскуда! Показать синяки?

К а т я. Не надо, Инка… Выпей вот.

И н н а. Зря ты так рот кривишь: «неудачники — специалисты по чужому счастью»… Да, специалисты! Ты нас слушай, Катюха…

К а т я. Да я слушаю, только, видишь, не звонит он. Телефончик узнал, а не звонит. Я, конечно, могу сама звякнуть…

И н н а. Ни в коем случае!

К а т я. Понимаю… Раз он сказал, что я «прима», «девушка номер один», надо так и вести…

И н н а. Он прямо так и сказал? Ну, поздравляю, подруга… Слушай, ты бы познакомила нас, а? Во-первых, я б тебе его враз расколола, вся его сущность была бы у тебя как на ладони… Во-вторых, любопытно, под каким номером я у него пройду… Без всякого Якова — любопытно, и только…

К а т я. Знаешь, он хромой. С палочкой.

И н н а. Да? Немного, значит, бракованный? Да не страшно… Далеко не уйдет, даже лучше. Но ты мне скажи, кто тебе нужен — он сам или его бабка? Если только бабка, тогда тем более меня познакомь с ним. Откинь подруге, что самой негоже! Бракованного-то, Кать?

К а т я. Они мне оба нужны.

И н н а. Да я смеюсь… Чего насупилась?

К а т я. Не звонит почему-то. Может, решил, что я серая для него? А я, главное, нарочно фикстулила перед ним своей необразованностью…

Звонит телефон.

И н н а. Подожди, сразу не хватай!

К а т я. Ин, ты прошла бы туда, на балкончик…

И н н а. Господи, неужели я сама не догадалась бы? (Выходит.)

К а т я (взяла трубку, лишь после третьего звонка). Спасательная станция. (Упавшим голосом.) Борис?.. (Отведя трубку.) Инка, иди сюда, это не то… (В трубку.) Да, Боря… Нормально. Ничего особенного, занимаюсь… Тебе-то какая разница?.. Белинского читаю… Какой голос? Нормальный… Ну давай проверяй… Только зачем названивать, если тебе надо врасплох?.. Ну правильно, Инка у меня… Да, вместе, представь себе, читаем Белинского!.. О господи… Да ослышался ты, я не говорила «не то»… Хотя верно, сказала, да. Инка ждет одного звонка, она хотела