Читать книгу "Идентичность Лауры - Ольга Владимировна Маркович"

пальцами. Вокруг здоровенных емкостей кружили мухи, без стеснения присаживаясь на съестное. Никогда не понимал, кто покупает эту дрянь.

— День добрый, не видели ли вы белой женщины с длинными вьющимися волосами? — спросил я. — Она могла прогуливаться в этом районе.

Мужик сплюнул в сторону сквозь щербинку в зубах и ответил мне с ленцой в голосе и азартом в глазах:

— Я нет. — Он сделал паузу и так многозначительно прищурился, что я аж дыхание задержал. — А вот Рашид говорит, что его друг Капа видел ночью странную белую бабу на трассе.

— Почему странную? — спросил я сдавленно.

— Она шаталась по дороге, кидалась под колеса. Он чуть не сбил ее своим туком, а когда вылез помочь, она на него накинулась с кулаками, и он уехал от греха подальше.

— На какой трассе это было?

— Вон тудой! — Хозяин лавки выкинул остатки трухи из ладони и указал направление.

Времени с ночи прошло много, но я решил проехаться и поспрашивать у местных, кто еще что видел. К моему удивлению, почти каждый встречный, заслышав вопрос о девушке, указывал путь. Да, если белый человек захочет затеряться, то Шри-Ланка, думается, не самое подходящее для этого место, потому как через полчаса такой езды я увидел Джесс сидящей на краю обочины. Девушка легонько покачивалась из стороны в сторону и смотрела прямо перед собой. Я соскочил с байка на такой скорости, будто от этого что-то зависело, но она не обернулась. Джесс издавала странные мычащие звуки, будто что-то напевала себе под нос.

— Джесс, милая! Джессика! — прокричал я, хватая ее за плечи. Она вздрогнула, будто вышла из ступора. Глаза ее забегали по моему лицу со звериным испугом. Она вся сжалась. Рот и брови ее приняли форму трагической античной маски. — Джесс, это я. Я помогу тебе, — прошептал я в ужасе от того, в каком состоянии ее нашел. — Почему ты сидишь тут? Почему не пришла ко мне в бар? — спросил я. Она продолжала смотреть, теперь более осмысленно, но по-прежнему не говорила ни слова. — Это я, Рамзи.

— Рамзи, — повторила она так, будто слышала мое имя впервые. — Рамзи… — К ней явно возвращалась память. — Рамзи, милый, — заулыбалась она. — Я хотела найти тебя. А потом мне стало так грустно, как в те моменты, когда наваливается эта ужасная пустота.

Труди. Поэзия

Пусть знаменатели складываются,

Пример не подлежит решению.

Я вижу одно неизвестное.

Одно неизвестное — я.

Там, где искомое найдено,

Корень уравнения не выводится.

И неизвестных так много,

Что мне их не сосчитать.

Одна непонятная Труди

Эл П: Красиво, но непонятно, непонятная Труди)))

Труди: И как тебе?

Эл П: Я в поэзии не разбираюсь. Я фермер:)) Ты согласилась бы выпить кофе с фермером?

Труди: Только если фермер носит ковбойскую шляпу и сапоги со шпорами:)

Эл П: Хм. Попытаюсь раздобыть. Так ты со мной встретишься, Труди?

Труди: Сначала ответь, нравится ли стихотворение?

Эл П: Судя по фото в профиле, ты само совершенство. А стихотворение грустное. Мне не нравится, что тебе грустно. А стих, наверное, хороший.

Труди: Фермер, ты меня удивил)) Никому раньше не было дела до того, что мне грустно.

Эл П: Значит теперь ты встретишься со мной?

Труди: Думаю, да:)) Эл — фермер.

Эл П: И можно без шляпы и сапог со шпорами?

Труди: А ты смешной:)))) Можно без сапог, но в шляпе! Только я совсем не выхожу из дома

Эл П: Как это совсем?

Труди: Вот так. Агорафобия.

Эл П: И как же мы встретимся, раз ты не выходишь?

Труди: Ты придешь в гости.

Эл П: Эм. Мне как-то неудобно так сразу.

Труди: По-другому не выйдет.

Эл П: Ладно. А ты живешь одна?

Труди: Нет. С распутной девицей Джесс и ее мужем Гигом в Верхнем Ист-Сайде. Но не волнуйся, их не будет дома. Ее-то точно:)

Эл П: Ладно. Но это странно. Ты случайно не аферистка?

Труди: Спрашиваешь. Разве нормальные девушки сидят на сайтах знакомств?:))))))))

Мы вышли из тук-тука, затормозившего на середине холма. Со стороны он был похож на жука, застрявшего лапками в тюлевой шторе. Водитель растерянно стучал по приборной панели и тыкал в показатели бензина, лопоча на своем языке. Эл с улыбкой расплатился, опять сунул тукеру денег вдвое больше, чем следовало, и отпустил катиться вниз с горы.

— Зря ты их балуешь, — пожурила я его.

— Почему нет? Это сущие гроши. В Штатах за такие деньги даже маргинал из своей коробки не вылезет, — ответил Эл и приобнял меня за плечи.

Мы брели в гору. Небо ширилось и казалось куполом гигантского Ватиканского собора. Я остановилась. Закружилась на месте, придерживая широкополую шляпу, чтобы та не упала. Перед нами открывалась необъятная даль. Пугающая и щекочущая нервы бескрайность. Так здорово было ощущать себя частью земли, а не интерьера, как я привыкла.

— Спасибо тебе, Эл, что подарил мне весь мир, — сказала я не без патетики. Оно и понятно, такие громкие слова не звучат просто.

Он посмотрел на меня со всепрощающей улыбкой Христа и тоже запрокинул голову.

— Небо низко, — сказал он. — Раньше я не понимал, как это. Помню день, когда мы ехали с отцом с рынка и остановились на перекур. Тогда был не очень красивый закат, и папа грубовато шутил про него. А потом сказал вот это: «Небо низко».

— И что это означает, что «небо низко»? — спросила я.

— Не знаю.

— Ты сказал, что раньше не понимал, но будто теперь понял.

— Понял, но объяснить не могу. Небо низко. Небо близко. Так близко, что можно рукой достать. Кажется, протянешь руку и сможешь потрогать, если чуть-чуть на цыпочки встать.

— А когда-то ты говорил, что не разбираешься в поэзии.

— Это не поэзия, Труди. Это констатация факта.

— Поэзия и есть констатация факта, только в рифму. Именно поэтому поэтов во все времена боялись правители.

Я посмотрела на виллу «Мальва», нависающую на нас с холма. На ее полукруглые балконы, торчащие с фасада, как древесные грибы. Снаружи она казалась еще больше, чем внутри.

— Какая же она уродливая, — вырвалось у меня.

— Кто? — не понял Эл.

— «Мальва».

Он не ответил и неожиданно спросил о другом:

— Труди, почему ты оказалась на пляже в тот день?

Я растерялась. Не поняла, зачем говорить об этом сейчас.

— Просто расскажи, как там оказалась и почему? — настаивал Эл.

— Ты хочешь говорить здесь? — спросила я. Потому что мы все еще поднимались в гору и место