Читать книгу "Отказ не принимается - Саша Кей"

приближаться к Воронцову. Даже не думай, что через Эстель сможешь втереться в доверие к Виктору! Я предупредила. Пеняй на себя!

Глава 45

Тишина сброшенного на том конце вызова гудит в ушах.

Женщина так уверенно угрожала, что я растерялась.

У меня мерзкое чувство, будто я в чем-то виновата, словно бы эта незнакомка имела право так со мной разговаривать.

Меня облили помоями на за что.

Кто эта женщина, оставившая после себя только гадливость и желание помыться?

Откуда она знает про чертову шубу? Приехала на мое место?

Даю себе мысленную оплеуху. Какое «мое место»? Нет у меня никакого своего места в доме Воронцова.

Низкий звучный голос явно принадлежит даме властной. Надеюсь, это не новая няня. Фрекен Бок — не тот типаж, который нужен Тиль.

И опять одергиваю себя: мне не должно быть никакого дела до того, кто и как заботится об Эстель. Как бы то ни было, Виктор дочь в обиду не даст.

Несправедливость впивается острыми когтями в сердце. Тиль, может, и не даст в обиду, а мне вот отсыпает щедро.

Мало было мне гадких слов от него самого, так еще и это.

Он, что, уже успел обсудить с кем-то свою «победу»?

Не верится, что Воронцов — такое трепло. В конце концов, ему не семнадцать, чтобы хвастаться в кругу приятелей своими постельными достижениями.

Но откуда-то эта женщина узнала. Или ее навела на определенные мысли злополучная шуба?

Опять же. Сомневаюсь, что Виктор таскается с ней по дому как с полковым знаменем. Значит, она сама увидела.

В шкафу.

В той спальне.

Воистину, Воронцов — циничный бабник. Недели не прошло, как другая поселилась в его доме.

Не предлагает он дважды!

Это его половая драма, что он не может остановиться на одной женщине, но какого черта он позволяет такое?

У незнакомки есть мой номер телефона. Кто ее знает, что еще обо мне ей известно!

Даже если это постоянная любовница Виктора, и у нее есть моральное право гонять от него женщин, то она все равно неадекватна! Угрозы…

Хорошо, что с Воронцовым нас больше ничего не связывает. Жаль, что такой человек рядом с Тиль.

Мое решение вернуть деньги и отказаться от работы в компании Виктора крепнет.

Правда, все попытки написать в сопроводительном сообщении что-то безэмоциональное проваливаются.

У меня начинают дрожать руки, и подступают злые слезы, как только я представляю, что он Воронцов читает текст и равнодушно откладывает телефон.

В итоге я на таких нервах, что просто отсылаю деньги назад, так ничего и не написав. Не хочу. Вдруг он решит, что это заход продолжить общение?

И все равно, после отправки денег я еще минут пять кручу в руках телефон в ожидании хоть какой-то реакции.

Но ничего не происходит.

Ну и отлично.

Так и должно быть.

Я зашвыриваю телефон туда, где он был, чтобы не проверять его каждую минуту.

Я ему ничего не должна. Это главное.

Вернув деньги Воронцову, я чувствую себя лучше, будто камень с души свалился. Даже немного веселею. Да уж, Варя — бизнесмен года.

И нечего париться обо всех больных на голову. Это было просто приключением. Пожила в красивом доме, поиграла в дочки-матери, как мечтала, узнала наконец, что такое близость, Тимка подышал свежим воздухом и поиграл с сестренкой.

Побыла в шкуре принцессы и ладно. Жить-то мне Золушкой.

Нужно всего лишь отбросить мысли о Викторе.

Вылавливая огурцы из банки уговариваю себя, повторяя как мантру, что вообще непонятно с чего Воронцова так много в моих мыслях. Он же воплощение всего того, что мне в мужчинах не нравится: наглость, напористость, непрошибаемость, потребительское отношение к окружающим.

А если позвонят по поводу работы, скажу, что нашла другую. Не думаю, что меня будут удерживать. Не думаю, что Виктор сам будет заниматься моим трудоустройством. У него для этого целый штат. И, как водится, у сотрудников обычно есть свои кандидатуры на теплое местечко.

Вернувшиеся с прогулки с красными носами мама и Тимошка приносят холодный уличный дух и пирожные. Тимка все еще взахлеб рассказывает маме про их с Тиль проделки и важно обещает ей показать горку, которую мы залили.

Тяжело вздыхаю.

У нас во дворе тоже надо сделать, чтоб его отвлечь.

И купить новый мусоровоз.

Так что нечего грустить из-за Воронцова и его дочери. У нас дел невпроворот.

Мне уволиться надо по-человечески. И в чате садика пишут, что во вторник можно детей приводить, только надо справку, что ребенок не болеет. А значит, завтра путь наш лежит в поликлинику. Очень надеюсь, что к утру у нас не появятся гирлянды соплей.

Увы, мое спокойная решимость длится недолго.

На следующий день, прямо к утренней каше, пока Тимка торгуется за то, чтобы съесть не целую сосиску, а половину, приносят посылку.

Мы ничего не заказывали, поэтому я ожидаемо грешу на Виктора, вспомнив историю с перчатками.

Только вроде бы ему мне слать нечего.

Тем не менее, прежде чем вскрыть картон, я выпиваю две чашки кофе и одну таблетку афобазола. Превентивно. Он, конечно, не сразу действует, но я себя знаю. Лишним не будет.

Как в воду глядела.

И да, я обманулась, вряд ли это прислал Воронцов. И кажется, у меня есть догадки, кто отправитель… ница…

Не сразу поняв, что в коробке, я сначала ворошу обрезки, и только потом соображаю, что когда-то они были бельем, которое мне подарил Виктор, и которое я так и не стала надевать.

Мурашки по коже.

Это уже похоже не на пустые угрозы, а на серьезное запугивание.

Меня берет злость.

Да что себе позволяют эти люди из мира богатых? Какого черта? Почему я должна бояться? Чувствовать себя виноватой непонятно в чем?

Как сквозь вату слышу зазвонивший телефон. Я жду, что это звонит та больная. Надо внести ее в черный список. Хотя поможет ли? Адресом она моим тоже разжилась.

Но звонит другой абонент, который вызывает у меня не более теплые чувства.

Кажется, сейчас я все-таки выскажу Виктору Андреевичу все, что я о нем думаю.

Глава 46

— Варвара! — Виктор начинает сразу на повышенной громкости. — Это что за закидоны?

— Что не так, Виктор Андреевич?

— Какого хрена ты вернула деньги? Что это за выходки?

— Никаких выходок, — с трудом удерживаюсь от крика. — Вам не угодишь, Виктор Андреевич. То моя меркантильность вас травмирует, то теперь вот — возврат.

— Нах… На хрена мне твоя благотворительность?

— Не