Читать книгу "Дом у янтарной сосны - Ника Муратова"

Главное – ни в коем случае не говорить об этом Македонскому! Он тут же нафантазирует себе уютное семейное гнездышко и Киру в качестве мамочки-домохозяйки. Нет, нет, ему нельзя об этом знать. Должно быть, срок совсем маленький. У нее есть еще время подумать. Она должна все взвесить и рассчитать. Она не позволит думать, что хочет привязать его к себе, что сделала это нарочно. А ведь он может так подумать! Что с него возьмешь – мужик, хоть и молодой еще, но все равно мужик. А они всегда пугаются детей, думают, что дети отнимут у них и женщину, и свободу. С чего она это взяла – сама толком не могла объяснить. Но ей непременно хотелось думать, что Алекс может испугаться, а потому говорить ему она ничего не будет. Когда хочешь во что-то верить, стоит только повторить себе это сто раз. Алекс должен быть свободен от нее, твердила себе Кира. Как птица. Птица может устать и сесть на землю отдохнуть или напиться воды, но ее нельзя привязывать к земле птенцами. Это неправильно. Птице нужна свобода.

В итоге Кира о своей новости не сказала не только Алексу, но и вообще никому. И хотя она старалась изо всех сил держаться, все равно и коллеги, и Алекс заметили, что она не в себе, выглядит усталой и нервной. Машка приставала с расспросами о здоровье и недвусмысленно вздыхала, что «молодой мужик – это сила». Кира только усмехалась. Действительно, «сила» – много времени не понадобилось, чтобы ребенка сварганить.

Алекс же воспринял ее состояние, как очередной всплеск мыслей о побеге. Иногда на Киру все еще находили мысли о том, что лучше им резко, прямо сейчас расстаться и помнить друг о друге только хорошее, чем довести отношения до мерзких ссор и подозрений и все испортить. Сейчас он решил, что наступила одна из таких стадий, и потому Кира такая нервная.

Кира и правда вела себя с Алексом довольно резко. Она словно нарочно хотела оттолкнуть его, хотела облегчить себе решение об аборте. Чем внимательнее он с ней будет, чем больше любви будет излучать, тем слабее станет ее сопротивление! Она и сейчас-то уже почти сломалась, привыкла к нему, открылась новым отношениям, привязалась, готова даже жить с ним вместе, одним домом. Но ребенок – это гораздо более серьезный шаг, чем просто жить вместе. Ребенок – это сильнее штампа в паспорте, сильнее обещаний и обязательств. Он свяжет и ее, и его. Кира не считала себя готовой к этому. Она приняла решение. Не в пользу Алекса.

Когда он пригласил ее сходить в ночной клуб развеяться, она согласилась. Решение оставить Алекса преобразовалось в план действий. Ему надо сделать больно, так больно, что он уйдет сам. Только так она сможет оттолкнуть его. Только так он поверит, что она ему не нужна. Это происходило с ней скорее инстинктивно, она хотела этим оградить и саму себя от возможной боли. Люди всегда склонны оправдывать свои жестокие поступки благовидными намерениями.

На ужин в клубе она одевалась особенно тщательно. Выбрала самое любимое приглушенно-красное платье, которое так шло к ее темно-каштановым волосам. Повернулась перед зеркалом, пристально посмотрев на себя в профиль. Живота еще, конечно же, не было видно. Пульсирующий пузырек слишком мал, чтобы о нем догадались окружающие. Тем лучше.

Платье мягко облегало ее женственные линии. Она довольно провела рукой по бедрам и поглядела в зеркало на свою открытую спину. Для этого платья было еще прохладно, но Кира, как и любая женщина, знала, что платье – это намного больше, чем просто кусок ткани, прикрывающий обнаженное тело. Это часть ощущения себя, самомнения, это весомый кусок в самооценке, способный творить чудеса. В платье, которое идет тебе и придает уверенность, невозможно простудиться. Зато можно надеть теплый костюм, в котором ощущаешь себя грымзой времен гестапо, и будь спокойна – на следующий день свалишься если не с простудой, то с отравлением или спазмами в голове.

Кира прибавила к наряду атласные красные туфли на высоких каблуках, накинула плащ и вышла к Алексу, заехавшему за ней, с видом завоевательницы вселенной.

– Ты просто восхитительно выглядишь!

– Как-то неуверенно ты это говоришь, – улыбнулась она.

– Почему, уверенно. Ты очаровательна.

Алекс солгал. Его действительно немного напугал ее вид. Слишком красивая, слишком уверенная в себе и как-то воинственно настроенная. Пропала обычная мягкость, движения приобрели резкость и отточенность, присущие женщинам-вамп. Это было совершенно не в стиле Киры, которую он знал. И внезапная перемена пугала и настораживала его.

По дороге в клуб они практически не разговаривали. Кира смотрела в окно, Алекс – на Киру, пытаясь угадать по мимике, о чем она думает. Он держал ее за руку, она руки не отнимала, но все ее тело отстранилось от него, создав невидимую преграду.

В клубе на Киру оборачивались абсолютно все мужские и женские головы. Она не была одета лучше или сексуальнее всех, она просто так держалась, что невольно притягивала взгляды.

– Ты сегодня производишь настоящий фурор, – сказал Алекс, усевшись на диван около столика.

– Ревнуешь?

– Да. У меня ощущение, что ты пришла провести вечер не со мной, а со всей публикой в клубе.

– Какие глупости.

Она оглянулась со скучающим видом. Из темноты нарисовался какой-то из ее знакомых, поздоровался и предложил сигарету. Она отказалась, но встала и завязала с ним пустячный разговор, отвлекшись от Гурова. Подошли еще двое.

Алекс вдруг почувствовал себя неуверенно. Рядом со своими знакомыми она была в своей стихии, как рыба в воде, а рядом с ним, как ему все время казалось, она ощущала неловкость. Кира смеялась, и Алексу показалось, что она флиртует. Один из подошедших пригласил ее на танец.

– Я потанцую, – бросила Кира Гурову и, смеясь, позволила пригласившему обнять себя за талию.

Поначалу Гуров просто злился. Это так непохоже на Киру! Бросить его, едва они вошли! Да еще так бестактно. Что с ней творится? Что вообще происходит? Или просто раньше он не замечал, что она такая? Обманывал себя иллюзией, что она принадлежит ему, что у них нормальные отношения, а на самом деле он для нее лишь игрушка? А теперь он ей надоел, и она решила переключиться на более интересных мужчин?

Кира тем временем уже танцевала с другим. А Алекс принялся потихоньку напиваться. Вернувшись за столик, она увидела его глаза. Взгляд, от которого ей стало не по себе.

– Хорошо проводишь время? – спросил он как можно спокойнее.

– Да, отлично. Почему бы и тебе не потанцевать? Музыка просто превосходная.

– С кем ты мне предлагаешь потанцевать? Явно не с тобой – ты у нас сегодня все время занята.

– А кроме меня, здесь нет других девушек?

– Я пришел провести вечер с тобой, а не с другими девушками. В отличие от тебя.

– Не разыгрывай из себя Отелло, дорогой мой.

Кира осушила бокал минеральной воды и пригубила вина. Надо бы поменьше смотреть в его глаза. Тогда легче будет играть начатую роль. Как он переживает, бедняга Македонский! Вот уж удар ниже пояса. Это несправедливо. А что справедливо? Справедливо протянуть агонию и выгнать его потом? Справедливо, что она комплексует из-за его и своего возраста и никак не может избавиться от этого? Справедливо, что она беременна и теперь должна решать, что ей делать? Рисковать своим здоровьем, своим будущим из-за их глупой неосторожности? Если начать рассуждать о справедливости, то ее в мире просто нет. Счастье и благополучие одних чаще всего покупаются ценой несчастья других. Взять хотя бы ее экс-мужа. Разрушил ее жизнь, а теперь счастлив со своей Кристиной у черта на куличках! А родители? Столько лет покупали мнимое семейное благополучие, утаивая правду о смерти брата! В итоге вырастили ее в панцире комплексов, от которого до сих пор остались ощутимые по весу чешуйки. Все существует только за счет баланса. Никуда от этого не денешься.