Читать книгу "Мой самый-самый... - Ана Сакру"

33. Лиза

- Следующий пункт, - повторяет за мной Сашка эхом, растирая ладонями лицо, - Следующий...

Убирает руки, вбивая в меня тяжелый как кувалда взгляд.

- Лиза, мы же не ругаемся, да? Нет смысла говорить, если каждый будет думать только о том, что ОН прав.

- Не ругаемся, - соглашаюсь тихо, выдерживая пронизывающее выражение его глаз, кажущихся в густом полумраке почти черными, - Я слышу тебя, Саш...Пытаюсь...Надеюсь, ты меня тоже слышишь?

Муж медленно кивает и снова укладывается на бок, подперев щеку рукой. Повторяю за ним - ложусь напротив. Сашка ловит мою ладонь, переплетает наши пальцы, разглядывает их, чуть хмуря брови. Жду продолжения разговора, стараясь выровнять беспокойное дыхание и прислушиваясь к покалывающему теплу его касаний. Не тороплю.

Мне тоже нужна эта пауза, как и ему. Мы так давно не пытались поговорить нормально, что это неимоверно выматывает. Словно ты потерял какой-то жизненно важный навык, долго им не пользуясь, а теперь пытаешься за один подход всё восстановить. Почти невыполнимая задача.

- Лиза, по поводу Домбая, - начинает Сашка хрипло, и я вижу, как дергается его кадык, - Это ведь наш дом. Наш! Мы вместе его строили. Мы...

- Саш, даже не начинай...- пытаюсь вырвать руку и сесть, но он не дает. Наоборот ближе к себе тянет, сжимая мою ладонь в кулаке.

- Лиза, дай сказать.

Поджимаю губы, выразительно выгибая бровь. У него в ответ по щекам желваки прокатываются, а в глазах появляется металлический блеск. Камень преткновения, я знаю, да.

- Ты обещала выслушать, - с упреком.

- Я слушаю.

Сверлим друг друга глазами, и он начинает опять.

- Лиза, я хочу, чтобы ты просто попробовала. Чего ты боишься?

- Я не боюсь, - перебиваю, но Сашка не обращает внимание, упрямо гнет свою линию дальше.

- Надя уедет, всё быстро забудется, - начинает говорить запальчиво, будто пытаясь вбить отрывистые слова мне прямо в мозг, - Ты устала от деревни, я понимаю, но мы ведь обсуждали это по дороге из аэропорта. Хочешь работать у Коца и ездить в командировки? Блять, ладно, давай. Я не хочу ограничивать тебя, хоть и этот мудак меня откровенно бесит. Но я проглочу. Просто вернись домой. Лиза, у нас все получится, но надо пробовать. Разговоры - это отлично. Но каждый день, когда ты за тысячу километров от меня, я чувствую, как теряю. Я...

- Саш, я не вернусь туда, - отвожу глаза, - Никогда не вернусь, не проси, пожалуйста. Я ведь говорила уже...

- Почему?

Молчу, ощущая, как во рту собирается горечь, а сердце начинает жарко тарахтеть. Этот вопрос "почему?" я себе и сама сейчас задаю, и ответы, которые нахожу внутри, жгутся на языке.

- Лиза, ты там каждую несчастную занавеску выбирала.

- Плевать мне на занавески.

- Там наши дети родились. Там...

- Саш, я знаю, что ты как дерево. Медленно пускаешь корни и потом очень крепко привязываешься. К делу, к месту, к людям. Я знаю, что для тебя твой дом - это что-то такое, что навсегда. И я люблю в тебе это, правда, люблю. И уважаю. И поэтому я напрямую никогда не требовала переехать, но...

Я сглатываю концентрированно горькую слюну, прежде чем продолжить. В груди всё дребезжит. Доставать это наружу очень тяжело.

-...Но я ненавижу это место. Может ты прав, и я просто зацепилась за возможность уехать. Эгоистично, да. Но я не вернусь. Мне после переезда дышится легче, меня ничего не угнетает, а там я задыхалась уже, я не могла. Саш... - ловлю его взгляд, - Ты ведь и сам это знаешь. Знаешь без меня. И дело не только в сплетнях этих, хотя и в них конечно ничего хорошего. Когда пытаешься забыть пережитый кошмар, а буквально каждый встречный тебе напоминает, изображает участие, спрашивает, как же так произошло, и, не успеваешь отвернуться, разносит твои слова, искажая их полностью. Когда все взвешивают и решают, насколько в этом была именно твоя вина. Ведь у некоторых в таком всегда женщина виновата - неправильно себя вела, не береглась, не смогла. Не...

Судорожно всхлипываю, проваливаясь в воспоминания и резко выплывая из них усилием воли. Поднимаю на Сашку заблестевший, раненый взгляд. Он внимательно за мной наблюдает. Тоже незащищенный весь какой-то, голый.

- Ты ведь не про Тишакову сейчас, - не спрашивает, утверждает глухо.

Вокруг словно воздух, нагреваясь, густеет. Колючим жаром обдает.

- Нет, - признаюсь беззвучно, едва шевеля губами.

У Сашки по лицу пробегает тень напряжения. Я медленно выдыхаю, словно готовлюсь нырнуть.

- Мы об этом почти не говорили. Ты избегала...

- А ты не настаивал, - шепчу.

- Наверно, это моя ошибка, Лиз, да.

Смотрим друг другу в глаза. И под ложечкой тревожно сосет. Облизываю сухие губы. Сашка снова ловит мою повлажневшую ладонь, крепко сжимает.

- Я до сих пор думаю, что все бы обошлось, если бы больница не была так далеко, или хотя бы была лётная погода, - произношу на грани слышимости, - Я до сих пор думаю об этом. Что все бы было хорошо, не торчи мы в такой глуши...

Саша сглатывает, не моргает. Я словно проваливаюсь в его расширяющиеся зрачки. Чувствую, как каждое мое слово прошивает его насквозь. Точно в цель.

- Прости, что так вышло, - хрипло шепчет.

- Я ведь просила тебя отменить, - с упреком роняю в ответ. В горле нарастает болючий ком, - Я чувствовала, что произойдет что-то, умоляла почти, но ты...Ты всегда только себя слушал, да, Саш?

- Прости, - повторяет убито, - Я себя не могу. Ты прости.

Молчим. Нам обоим слишком сложно про это говорить. У каждой семьи есть свой скелет в шкафу, и у нас он тоже существует. И кости его гремят так болезненно, что прошивает дрожью от любой, даже самой слабой попытки до него