Читать книгу "Ворона на мосту - Макс Фрай"

Мне снилось, что руки, спрятанные у меня за пазухой, каким-то образом выбрались наружу. Одна из них неспешно путешествовала по стеллажам, ловко цепляясь пальцами за полки и корешки книг. Некоторые книги падали на пол, мне показалось, что рука сбрасывает их намеренно, хотя, конечно, трудно утверждать наверняка. Вторая рука тем временем извлекла из моего кармана тетрадь и карандаш и принялась что-то бойко строчить. Это зрелище, помню, совершенно меня заворожило. Я очень хотел разобрать хоть что-то из ее записей, но со своего места ничего не мог разглядеть, и пошевелиться тоже не мог, в точности как на Зеленом кладбище Петтов, когда Чиффа наложил на меня заклинание, только тогда это казалось мне непереносимо унизительным и, конечно, опасным событием, а теперь — просто любопытным явлением. Вот ведь, сплю, вижу сон и прекрасно понимаю, что это сон, а действовать в этом сне по собственной воле не могу, и даже разглядеть толком, что мне, собственно, снится, тоже не могу — удивительный парадокс!

Руки еще долго хозяйничали в моей библиотеке, больше ничего не происходило; в сущности, это был очень длинный, скучный и бестолковый сон. Зато, когда я проснулся, на ковре по-прежнему валялось несколько книг и тетрадь моя была исписана почти до середины крупным, красивым почерком, не чета моим собственным каракулям. Сверток, впрочем, покоился у меня за пазухой, целый и невредимый, хитроумный узел, которым я его закрепил, тоже был на месте. Я рассудил, что вряд ли сумею самостоятельно решить эту загадку, зато никто не помешает мне при случае обсудить ее с Кеттарийцем, он в таких вещах наверняка разбирается лучше. А пока у меня есть более неотложное дело.

Беглый осмотр упавших на пол книг показал, что все они имеют косвенное отношение к интересующему меня предмету. Впрочем, я был совершенно уверен, что книг, имеющих к нему прямое отношение, в отцовской библиотеке нет и быть не может.

Но записи в тетради заставили меня забыть о книгах. Я почти сразу понял, что в моем распоряжении оказалась самая настоящая инструкция по изготовлению Перчаток Смерти. Гораздо более четкая и подробная, чем я рассчитывал обнаружить в древних рукописях, до которых еще надо было как-то добраться. В прежние времена я бы уже на потолке плясал от восторга, а теперь просто сделал очередную невидимую зарубку: «В этот момент я должен ощутить восторг».

Не утруждая себя попытками испытать положенную радость, я тут же засел за работу. Чтение отняло у меня больше суток, поскольку в записях то и дело встречались непонятные термины. Значения некоторых мне удалось найти в сброшенных на пол книгах, о смысле остальных я худо-бедно догадывался по контексту, хотя, конечно, предпочел бы сверить свои догадки с более авторитетными источниками. Но это не казалось мне серьезной помехой.

Я был так сосредоточен на работе, что не ощущал ни голода, ни усталости, ни даже желания помыться и переодеться, хотя чистоплотность, как я уже говорил, была моей навязчивой идеей с детства. Только покончив с расшифровкой записей, перечитав их заново и убедившись, что в целом понимаю инструкцию и, вероятно, смогу ее выполнить, я отправился в ванную, прихватив с собой корзину с продовольствием, чтобы сэкономить время.

Запасов, по идее, должно было бы хватить мне на полдюжины дней, но я истребил их за один присест, после чего заснул прямо в бассейне, не испытывая решительно никаких неудобств оттого, что голова моя покоилась на дне. Сказывалась орденская выучка, уж чему-чему, а умению подолгу находиться под водой нас, хвала магистрам, обучали добросовестно.

Проснувшись, я снова засел за работу. Принялся составлять список инструментов и материалов, которые могли мне понадобиться. Ничего сверхъестественного, все необходимое можно было купить на Сумеречном рынке, который, надо сказать, процветал даже в Смутные времена. Что меня действительно поражает в новейшей истории Соединенного Королевства, так это мужество и хитроумие наших купцов, торговцев и трактирщиков, которые умудрялись не только уцелеть в эпицентре хаоса, но еще и дела свои вели с каким-никаким, а все-таки успехом.

Я целиком сконцентрировался на поставленной задаче, и это, безусловно, пошло мне на пользу. Я оказался очень эффективным инструментом, словно бы специально созданным для решения сколь угодно сложных, но конкретных задач. Перерыв гардеробную комнату, я за полчаса до неузнаваемости изменил облик. Всего-то и потребовалось, что связать волосы узлом на затылке и надеть лоохи с капюшоном. Из меня вышел отменный шимарский горец, этакий небогатый искатель приключений из провинции, забавный и безобидный, ни один столичный колдун не сочтет такого достойной добычей, а значит, поход мой на Сумеречный рынок, скорее всего, обойдется без ненужных сложностей. Особенно если не забывать надменно щуриться и растягивать гласные, как это иногда делает Чиффа, — я не сомневался, что у меня получится, но на всякий случай как следует отрепетировал перед зеркалом предстоящие переговоры с торговцами.

Важно, впрочем, не это, а вот что. Как только я решил, что готов отправиться за покупками, ко мне вернулась прежняя способность мгновенно переноситься в нужное место. Это оказалось очень просто, гораздо проще, чем прежде, хоть и не сопровождалось больше ни приступами веселья, ни физическим удовольствием. Но без этого я как раз вполне был готов обойтись.

Хвала магистрам, на Сумеречном рынке в обеденное время такая толкотня, что мое внезапное появление не привлекло внимания. Потратив несколько часов на поиски нужных товаров и до отказа забив корзину, я точно так же, не теряя времени на дорогу, вернулся домой. Отметил, что сила, заключенная во мне, действительно никуда не делась, более того, теперь она не вертит мной как хочет, а сама подчиняется моей воле или даже не воле, а осознанной необходимости. Как и обещал Кеттариец, я понемногу учился обуздывать эту стихию — в смысле, самого себя, хотя, конечно, такая формулировка навязывает нам очередной каверзный вопрос: кто, собственно, учился?

Дома я засел за работу, не теряя времени на переодевание. Это позже я превратил повседневные дела в своеобразные ритуалы и обязал себя неукоснительно их исполнять, сколь бы тягостными и ненужными они мне ни казались; если бы не это ухищрение, я бы, вероятно, по сей день носил то самое шимарское лоохи, потому что всегда находятся дела более неотложные и захватывающие, чем смена одежды, мытье или, скажем, обед. Но в те дни я еще не успел приноровиться к своей новой способности полностью концентрироваться на текущей задаче, поэтому даже отсутствие продуктов заметил лишь на третьи сутки; впрочем, не могу сказать, что оно меня тяготило. Голод был небольшим неудобством, но пока он не мешал работать, это не имело никакого значения. Я не сомневался, что, когда пустой желудок станет серьезным препятствием, я легко решу проблему, а пока об этом и думать незачем.

Проблема с продовольствием, впрочем, решилась сама собой.

В какой-то момент я почувствовал, что в доме кроме меня есть еще кто-то. Впрочем, в присутствии постороннего не было угрозы, более того, оно показалось мне не просто нейтральным, а доброжелательным, дружественным. Сделав это — удивительное, строго говоря, — открытие, я тут же понял, что присутствующее существо мне знакомо. Утверждать, что я опознал Кеттарийца по запаху, будет ошибкой, тем не менее это действительно очень похоже на запах, только чуешь его, конечно, не носом, и вообще обоняние тут ни при чем.