Читать книгу "Люди этого часа - Север Феликсович Гансовский"

это дело. Пойдем лучше — покажу мою новую машину».

В т о р о й  а к т е р. «Не пойму я тебя, Джим. Ну что ты за человек?.. Э-эх!»

О ч е р е д н о й  р е ж и с с е р. Стоп! (Хлопает в ладоши.) Подожди. Это не ты говорить «Э-эх!».

В т о р о й  а к т е р. А кто говорит? Чья это реплика теперь?

П е р в ы й  а к т е р. Действительно, товарищи, кто теперь говорит «Э-эх!»?

М о л о д а я  а к т р и с а (спохватившись). Ах, это я говорю. Впрочем, нет. У меня тоже вычеркнуто. Вот посмотрите. (Показывает очередному режиссеру свой листок.) У меня вообще все вычеркнуто в этой картине. Я даже не понимаю, зачем мне тут сидеть.

О ч е р е д н о й  р е ж и с с е р. Подождите, сейчас разберемся.

Очередной режиссер и актеры начинают разбирать свои листки.

И з о б р е т а т е л ь (приглушенно). Которая Заднепровская? Вот эта или молодая?

Г л а в р е ж (шепотом). Какая молодая — ей сорок два года. Вон там, в темном платье, в коричневом. Она в этой сцене не участвует.

О ч е р е д н о й  р е ж и с с е р. Ладно, давайте пока перейдем к следующей реплике. Игорь, ты готов? (Хлопает в ладоши.) Начали!

П е р в ы й  а к т е р. «Послушай, Боб, а ведь ты уже давно не заглядывал в банк проверить свой счет».

В т о р о й  а к т е р. «А зачем мне заглядывать, Джим, когда ваша фирма…». (Другим тоном.) Минуточку. Борис Генрихович, вот тут опять с текстом неувязка. Ведь мне и в прошлой картине приходилось заглядывать на свой счет в банке, и во второй картине, и в первой. Собственно, все действие только и делаю, что заглядываю. Опять этот кусок в пьесе идет вразрез с тем, что раньше было. Может быть, мы тогда и эту реплику выкинем?

М о л о д а я  а к т р и с а. Конечно! Вычеркнуть ее!

Очередной режиссер вынимает из кармана карандаш. Другие актеры делают пометку в своих листках.

В т о р о й  а к т е р. Да, но понимаете… С другой стороны, что же мне тогда вообще говорить — уже столько вычеркнули? С чего я волноваться начну в этом месте?

П е р в ы й  а к т е р. А ты скажи «э-эх!» и потом сразу давай выхлест.

В т о р о й  а к т е р. Так это же не я говорю «э-эх!». (Встает.) Нет, так нельзя, товарищи. (Тяжело дышит.) Салтан Алексеевич, я рад, что вы зашли и сами все видите. Это же черт знает что! Я еще когда предупреждал, что с этой пьесой у нас ничего не получится… Ффу, даже сердце схватило. Есть у кого-нибудь валидол?.. Ах да! У меня есть. (Вынимает из кармана скляночку, кидает в рот таблетку и отходит в сторону.)

Г л а в р е ж (после паузы, откашлявшись). Ну ладно. Этот вопрос мы обсудим позже. Борис Генрихович, я хотел бы посмотреть третье действие. Восьмую картину. Когда к герою приезжает жена.

О ч е р е д н о й  р е ж и с с е р. Это десятая. Хорошо, Салтан Алексеевич, сейчас… Давайте, товарищи, стулья переставим… Григорий Анатольевич, как у тебя сердце, отпустило?

Второй актер мрачно кивает. Заднепровская встает.

Вера Васильевна, вы готовы? Начали! (Хлопает в ладоши.)

В т о р о й  а к т е р (поворачивается к Заднепровской). «Ты все-таки приехала, Мэри? Ну иди же сюда».

З а д н е п р о в с к а я (тоненько, наигранно). «Ах, милый Боб, как давно я тебя не видела!»

О ч е р е д н о й  р е ж и с с е р (несколько раз хлопает в ладоши). Стоп! Нет-нет-нет! Вера Васильевна, дорогая, куда вы даете реплику? У вас же реплика поверх волос летит. И потом вы не в тон отвечаете. К вам обращаются в нижнем регистре, а вы — в самом верхнем.

З а д н е п р о в с к а я (трепеща). Я поняла, Борис Генрихович, поняла. Сейчас.

О ч е р е д н о й  р е ж и с с е р. Начали снова. Григорий Анатольевич… (Хлопает в ладоши.)

В т о р о й  а к т е р. «Ты все-таки приехала, Мэри?»

З а д н е п р о в с к а я (глухо, утробно). «Милый Боб, как давно…».

Г л а в р е ж (встает, со злобой откинув стул). Вера Васильевна, дорогая, ведь вы же волнуетесь в этот момент. Должны волноваться, черт побери!

З а д н е п р о в с к а я (еще более трепетно и стараясь подавить слезы). Я волнуюсь, Салтан Алексеевич, волнуюсь.

Г л а в р е ж. А нога?.. Как же вы не замечаете, что волнуетесь только по пояс. Лицо волнуется, руки волнуются, а нога вот так отставлена.

О ч е р е д н о й  р е ж и с с е р. У вас же неплохо получалось, Вера Васильевна. Вот недавно в этой сцене…

Г л а в р е ж. Ну хорошо. Хорошо. (Вздыхает.) Продолжайте, а мы с товарищем Бабашкиным пойдем.

Затемнение, затем прожектор высвечивает главрежа и изобретателя.

Г л а в р е ж. Что скажете? Как?

И з о б р е т а т е л ь. То, что нужно. Я восхищен. Мой аппарат из нее…

Г л а в р е ж. Веда в том, что в ее распоряжении двадцать пять штампов. Не нравится один — она, пожалуйста, дает другой.

На сцене постепенно становится светлее, перед нами опять кулисы. Там, где стоял зеленый куст, теперь стоит фиолетовый.

И з о б р е т а т е л ь (усмехаясь). Интересно, что для вас это «штамп», «не в тон» и так далее. Вообще актерская терминология. А для меня только радио и электричество. Ничего больше. Вот вы говорите «штамп», а я вижу слишком большие потери на конденсаторный гистерезис в нейронных контактах головного мозга. Вы говорите «не в тон»…

Г л а в р е ж. Знаете, что обидно? Ведь театр хороший. Я бы даже сказал — отличнейший театр. Видели зал, проходили?.. Кресла! Какие кресла… Или акустика. Уверяю вас, такой акустики в Москве в Большом театре нет… И даже актеры. Непосредственность, темперамент. С ними такие спектакли можно ставить — ого! Я этот театр полюбил, ей-богу. Тащить меня станут отсюда — не уйду. Но, понимаете… как бы вам сказать?.. чего-то не хватает в людях. Злости мало, такой, знаете, настырной жесткости, дерзания. Я лично представляю себе так: вот, допустим, ты актер, играешь. Плюнь на все. Пусть в театре пожар, землетрясение, пусть зрительный зал в тартарары провалился. Но ты ее уважь!

И з о б р е т а т е л ь. Кого?

Г л а в р е ж. Публику.

И з о б р е т а т е л ь. Которая провалилась?

Г л а в р е ж. Вот именно… Впрочем… Одним словом, вы меня понимаете. Но вот здесь добродушие какое-то в людях разлито. Пилишь их, пилишь, но, видно, не доходит. А сам по себе народ превосходный. Я иногда даже думаю, что и в Заднепровской что-то есть.

И з о б р е т а т е л ь. Ничего. Я вам из этой актрисы Пашенную сделаю. Весь город с ума сойдет.

Г л а в р е ж (остывая, другим тоном). Да какая уж там Пашенная!.. Добейтесь, чтобы она из ансамбля не очень выпадала, не портила хоть.

И з о б р е т а т е л ь. В чем она у вас сегодня, в «Бешеных деньгах»? Ну и прекрасно. Мне только аппарат поставить удобнее. Тогда об этой роли в Москве писать будут. Из Всероссийского театрального общества приедут к вам, вот увидите. У меня все научно обосновано. Если вы читали мою статью в «Театральной жизни»…

Г л а в р е ж (рассеянно осматривается). А этот ваш ящик на каком расстоянии нужно устанавливать?

И з о б р е т а т е л ь. Установка действует в радиусе до пятидесяти метров.

Г л а в р е ж. Тогда я вас в третью ложу, в центральную. Слышно хорошо, и публику не будете отвлекать… Я вас не провожаю, тут еще дела. Выход вон там.

И з о б р е т а т е л ь. Еще один момент. Дело в том, что нужно обязательно успокоить ее перед выходом. Создать комплекс торможения на внешние обстоятельства.

Г л а в р е ж