Читать книгу "Кангасейро - Жозе Линс ду Регу"

себе. Это была не трусость, в схватках я отличался больше, чем раньше. Во время стычек мною овладевала страшная злоба. У меня не было теперь цели, к которой я должен был стремиться. Узнав о смерти матери, я не заплакал, как Апарисио, но внутри словно что-то оборвалось. Я ждал гибели от пули или от кинжала солдата. Только этого. Только смерти и ничего больше. Апарисио был не из тех, кто раздумывает. Он брал все, что попадало ему в руки. Ему всегда было всего мало. И поэтому он стал главарем кангасейро. Ружье в его руках не смолкало, а кинжал разил с молниеносной быстротой. Пролитая кровь вызывала в нем желание убивать, о смерти он не думал. Для Апарисио не существовало смерти. И негр Висенте был такой же. Достаточно было взгляда Апарисио, чтобы воля командира стала его волей. В день, когда пришла весть о смерти матери, слезы текли из налитых кровью глаз Апарисио, как из раскаленной печи. Но сердце его еще больше ожесточилось. Это были его последние слезы. Потом начались самые ужасные налеты, убивали богатых и бедных, как будто все сертанцы стали одинаковыми. Я говорил с ним: «Апарисио, народ будет против нас». Но командир отряда ничего не ответил, только еще больше замкнулся. Позже он позвал меня и приказал: «Домисио, тебе нужно отдохнуть. Отправляйся в Рокейру, там брат, ты поправишься. Боюсь, что твое здоровье не выдержит предстоящей атаки». Я подумал, что Апарисио не доверяет мне больше, и ушел, чтобы побыть с тобой, Бенто. Но здесь я почувствовал себя еще более одиноким, чем среди парней.

Потом Домисио стал вспоминать жизнь матери. Он увидел ее в Аратикуме, когда был еще жив отец, отрешенный от жизни; она управлялась с сыновьями, хлопотала по дому. Потом пришли засуха, бегство, страх перед голодом и вся эта история в Педра-Бонита. Он вспомнил избиение невинных, деда, который предал в свое время паломников. Вспомнил Апарисио, который пошел по следам деда-убийцы; свою тоску, страхи, горести глупого мальчишки, бегавшего слушать песни таинственной женщины в пещере. Мать была властной, управляла всем. А потом старший брат убежал из дому и стал самым большим человеком в сертане. С тех пор мать начала сохнуть, терять силы, ходила как тень. Она потеряла свою властность и больше не приказывала. Было время, когда он, Домисио, еще верил в святого из Педра, но Апарисио пробудил в нем силы для кангасо. Он вложил в него другую душу, бесстрашную. Апарисио сделал его другим человеком. Дни, проведенные после ранения рядом со старухой, снова воскресили прошлое. Появилось желание петь, песня лилась из глубины души, как будто из сухой земли забила струя живительной влаги.

Со времени атаки на дом старого Матиаса он почувствовал себя мужчиной. В теле пробудилась таившаяся в нем радость жизни. И он понял, что, может жить, как другие. Теперь он не холодел больше от мысли, что сдастся и будет таким же, как все кангасейро. Много дней ходил он потрясенный своим освобождением от всех страхов. Кангасо принес ему свободу, он почувствовал всем своим существом прелесть жизни. Его не терзала теперь мысль о том, как жить. Он убивал, как другие, и его не мучили угрызения совести. Но потом, после ранения в грудь, он потерял много крови, появилась слабость. А, когда он вернулся из дома матери в отряд, тело отказывалось подчиняться воле, стало совсем немощным. Все — руки, ноги, голова — было как будто в порядке, но внутри погас огонь, исчезла настоящая жажда жизни. Брат понял, что с ним что-то творится, и решил отправить его к Бенто, В Апарисио были еще сильны родственные чувства, несмотря на смерть матери. Теперь, живя рядом с Бенто, Домисио наблюдал, как все вокруг приходит и уходит, а сам он как бы остается вне этого. Может, он не в своем уме? Может быть, это — наказание, возмездие за то, что он делал? Мать сказала ему в час расставания: «Ты станешь таким же, как твой брат. Придет твой конец. Тебя не бог сотворил».

Домисио ждал прихода Бентиньо. Горный воздух не залечивал ни обессиленное тело, ни израненную душу. Душа кровоточила, хотя никто не видел этой крови, и он не мог вернуть ее себе, она не давалась ему в руки.

IV

Мастер Жеронимо отозвал Бентиньо и рассказал ему, что к нему в дом явился какой-то скупщик и вел подозрительный разговор о Брежо. Его самого дома не было, и с матуто говорил Зе Луиз. Это был человек низкого роста, со шрамом на лице. По рассказу сына можно было догадаться, что это Жезуино, парень из приближенных доктора Лимы, — в то время политикой в Арейя верховодил противник доктора, Симон. Жезуино даже судился в Лаго Гранди за убийство.

— Мне так и не удалось узнать, что делает этот парень в нашем сертане, но я не сомневаюсь в том, что семья покойного Казимиро разыскивает меня. Так вот, сынок, скажу тебе, не хвалясь: здесь я работаю и думаю только о своей семье, но, если Жезуино станет мне поперек дороги, я не буду тратить слов попусту. Буду стрелять. Человек умирает только раз, и ничто не может заставить меня жить, опасаясь ловушки. Нет, я решаю свои дела сразу. А вот наш старик, у него просто не хватило сил на то, чтобы брать жизнь такой, как она есть, и теперь он бродит по свету, как неприкаянный, и мяукает, точно беспризорный кот на крыше. Дочь моя уже выросла, сын стал на ноги. Оставаться здесь, чтобы прятаться в кустах, я не собираюсь. Ты видел Жермано, как он ходил, опустив голову, жестоко оскорбленный. Он ушел к Апарисио и теперь гуляет по миру, дает выход своей злобе.

Потом пришел Терто: метис что ни день становился все печальнее. Мастер заговорил о работе, спросил Терто о листьях, которые велел просушить, и о корнях айвы для варки сахара. Терто, хмурый, пожелтевший, отчитывался в работе.

Оставшись наедине с Бентиньо, метис открыл ему свою душу:

— Ты, наверное, уже все знаешь о Жермано. Он принял имя Кориско — Зарница. При нападении на Пан-де-Асукар это он причинил солдатам больше всех хлопот. Настоящий зверь, но я горжусь Жермано. Его с детства тянуло в кангасо. Я помню историю «Бриантес» — ее рассказывала мне мать, это — история о белом человеке из Сеара, он был кангасейро. Ты и не слышал о нем, верно, а Жермано знал наизусть всю