Читать книгу "Драматургия Югославии - Мирослав Крлежа"

руками тащить его сюда.

К а е т а н (по-прежнему глядя в пол, не более любезен, чем прежде). Это было бы политической ошибкой. Народ не должен узнать, что священник опасается заступаться за наше дело.

Г н и д о в е ц. Это верно. У меня в голове все уже перемешалось. И от итальянской власти помощь недостаточна. Тянут… Боже мой, я и забыл! Подождите, я посмотрю, пришли ли капитан Гобини и лейтенант Боккабьянка. (Приоткрывает дверь и боязливо смотрит в церковь, снова осторожно закрывает ее.) Слава богу, их еще нет. (Каетану.) Ну, вот так, как я уже говорил, — все на моих плечах.

К а е т а н (поднимает глаза). Ничего, они у вас крепкие.

Г н и д о в е ц (усмехается). Что есть, то есть, но…

К а е т а н (прерывает его). А теперь об этом Андрее. Что я думаю об этом, вам известно. Только ведь могло бы случиться, что вместо одного мученика получилось бы два.

Г н и д о в е ц (в замешательстве поправляет рясу). Пускай, да, но пусть это получится не по моей вине. А вам не кажется, что было бы правильнее иметь Андрея перед глазами?

К а е т а н (открывает требник, который Гнидовец положил на сундук перед ним). Уже имеем.

Г н и д о в е ц (удивленно). Вы уже знали, что он здесь?

К а е т а н (задумчиво листая требник). Красивые заглавия. (Взглянув на капеллана.) Конечно, ведь мы оба живем в одном приходе.

Г н и д о в е ц. Когда он пришел?

К а е т а н. Полчаса назад.

Г н и д о в е ц. Как раз тогда, когда священник должен был прийти сюда. Кто за ним следит, смею спросить?..

Из церкви доносится пение. В основном женские, уже немолодые, хрипловатые голоса.

К а е т а н. Доминик.

Г н и д о в е ц. А, вот как. Ну тогда мы можем не волноваться. Это старая змея. Штирийский батальон. Однако откуда вы его знаете — я имею в виду Доминика?

К а е т а н (рассматривая требник). Да вот знаю. Выберите мне еще одного такого же…

Г н и д о в е ц. Сегодня?

К а е т а н. Сегодня. И тогда за дело «Roma aeterna» можете больше не беспокоиться. Если парни себя оправдают, останутся при мне.

Г н и д о в е ц (которому не понравились последние слова, пытается, не слишком, правда, настойчиво, отговорить его). Однако, господин…

К а е т а н (просматривая требник). Что?

Г н и д о в е ц. Боюсь, я не смогу вам уступить Доминика или кого-нибудь еще подобного, поскольку мы здесь у нас только начали… и, как бы это сказать, людей, привычных, сами знаете, к чему… (в замешательстве) — к крови (пытаясь, правда, неуверенно, пошутить), которых эта жидкость бы не волновала, — таких мало. Вот даже меня…

К а е т а н (окидывает взглядом раскрасневшиеся лицо и шею Гнидовца). Худейте, и вас не будет волновать. (Снова погружается в чтение требника.) До чего красивые названия. Когда-то я изучал историю искусств.

Г н и д о в е ц (услужливо). Вот как?

К а е т а н. Древние письмена — это было моим увлечением. Моим хобби. Завидую я этим падре, которые годами сидели в монастырях и делали вот это. Их пальцы, Гнидовец, были перепачканы различными красками, только одной не было, той, которая вас волнует.

Г н и д о в е ц (не может удержаться, чтобы не спросить, хотя и побаивается). А вас — нет?

К а е т а н. Нет. У меня нормальное кровяное давление. Ну, ступайте теперь за каким-нибудь подходящим человеком.

Г н и д о в е ц (взглянул на Каетана, хотел что-то сказать, передумал). Иду, иду. (Смотрит на ручные часы.) Половина одиннадцатого. Как темно! (Открывает дверь и заглядывает в церковь.) Боже мой, они уже здесь — Гобини и Боккабьянка! И десять солдат с ними. Все напомажены как на пасху. Священника же нет. Кажется, мне придется самому отправиться за ним, хотя и не хочется.

Песня Марии звучит громче. Г н и д о в е ц  уходит, тихо закрыв за собой дверь.

Каетан остается один. Откладывает требник, берет револьвер, осматривает его и затем несколько раз нацеливает на вход в ризницу.

В этот момент появляются  Д а г а р и н  и  А н д р е й, за ними следует  П е р в ы й  б е л о г в а р д е е ц.

К а е т а н (быстро ориентируется, хотя ситуация довольно щекотливая). О, добрый день, профессор. (Андрею.) Как вы? Еще живы?..

А н д р е й (крайне усталый, промокший под дождем). Еще.

К а е т а н (священнику, пряча револьвер). Простите, это была чистая случайность. Пока мы ждали вас, я использовал время, чтобы поупражняться в стрельбе без прицела.

Д а г а р и н (белогвардеец-причетник помогает ему надеть рясу). В другой раз, пожалуйста, выбирайте для этого более подходящее место.

К а е т а н (усмехается). Хорошо, господин священник, выберу.

Осторожно входит худой, диковатого вида  б е л о г в а р д е е ц.

О, глядите-ка, не наш ли это Доминик! Кто бы мог подумать, что я вас здесь встречу! (По-дружески подает ему руку, которую Доминик крепко пожимает, отвечая, как старая, искушенная змея, игрой на игру.) Впрочем, давайте выйдем за дверь, чтобы не мешать господину священнику. (Уходит с Домиником.)

А н д р е й (смотря им вслед). Мокорел стих, Каетан заговорил.

Д а г а р и н (Первому белогвардейцу, указывая на его форму). Что, в таком вот виде будешь причетником? Эх, чтоб тебя… Ну, давай мне кропило и требник.

Тот подает ему все необходимое для службы.

И как ты себя чувствуешь в этих итальянских… (поправляется) ну, в этой… форме?

П е р в ы й  б е л о г в а р д е е ц. Все лучше, чем в лагере, в Гонарсе.

Д а г а р и н. И много вас таких? А?..

П е р в ы й  б е л о г в а р д е е ц. Ну, да как бы это сказать, конечно, много. (Помогая в приготовлениях к службе.) Есть такие, как Доминик, но он не из наших. Не знаю, откуда он взялся. Этот вам горло перережет, как горлице, не моргнув глазом. Господин капеллан нам все время его в пример ставит. Ну, я не знаю… Вы нас когда-то другому учили. И сам господин капеллан — тоже. Но с хорошими уроками, вероятно, всегда так, как с теми ботинками, которые я получил на конфирмации: нога росла, а ботинки — нет. И прежде чем я успел сносить, их нужно было выбросить. Вам не кажется, что нам пора идти?

Д а г а р и н. Где капеллан?

П е р в ы й  б е л о г в а р д е е ц. Не знаю.

Д а г а р и н (не в духе из-за того, что должен выполнять этот обряд). Скорее всего, и он не знает… Три тысячи чертей, кто это сломал? (Смотрит на кропило.)

П е р в ы й  б е л о г в а р д е е ц. Янез Долинар.

Д а г а р и н. Покойный?

П е р в ы й  б е л о г в а р д е е ц (кивает). Покойный. Они его в ризнице держали, ведь знаете, как это сейчас бывает… Ну он схватил это и господина капеллана огрел по голове. Не знаю, зачем он именно это выбрал, здесь есть более подходящие для этого вещи, потяжелее.

Д а г а р и н (не желает продолжать этот разговор). Ну, сходи за капелланом. Раньше все гнал, а теперь его нет.

П е р в ы й  б е л о г в а р д е е ц  уходит.

А н д р е й (смотрит на Дагарина). Ну как, дядя?

Д а г а р и н (сегодня он выглядит отдохнувшим и выспавшимся). Да оставь ты меня в покое, чтоб тебя! Меня строго-настрого обязали молчать, понимаешь, божий ты человек… а ты хочешь, чтобы я сейчас об этом всему миру трезвонил! И к чему, хотелось бы мне знать, к чему? Вчера ты подписал это письмо, письмо пошло