Читать книгу ""Матросская тишина" - Борис Седов"

Первым «осматриваемым» оказался тощий, весь покрытый прыщами сутулый тип, на вид лет двадцати пяти. На его груди, плечах и даже спине были наколоты нацистские символы – гитлеровская свастика, стилизованная под нее эмблема РНЕ, изображение сапога с надписью «Россия», давящего голову кучерявого губастого негра с кольцом в носу, кулак, влетающий в горбатый нос еврея, еще какая-то лабуда на ту же тему. Без особого интереса разглядывая наколки, Артем обратил внимание, что вены на руках скинхеда исколоты так, что на них нет ни единого живого места. Еще один наркот, мать его… Интересно, у кого он, такой ярый расист, героин для дозы покупал? Не у черномазых ли нигерийцев возле Института дружбы народов имени Лумумбы? А может, у цыган или азеровталышей?

– Туберкулезом, сифилисом, гонореей болеете? – скосив взгляд из-под очков на прыщавого нацика, сухо спросила одна из медичек.

– А ты что, перепихнуться хочешь? – огрызнулся наркоман, сверкнув золотой фиксой.

– Очко свое трахай, – привычно, даже не моргнув глазом, осадила врачиха. – Черепно-мозговые травмы были?

– Не-а…

– Ясно. Руку фельдшеру давай, – кивнув на стоящего возле клетки бородатого коллегу, приказала правнучка Гиппокарта. Арестант безучастно просунул сквозь прутья исколотую руку. Спросил лениво:

– Че, баян дуры на халяву? Гы-гы!

– Кровь твою засранную на анализ брать будем, – фыркнул фельдшер и выудил из заполненной мутно-розоватой жидкостью ванночки-кюветы устрашающих размеров древний шприц с толстой длинной иглой. Но, взглянув на вены, попасть в которые этим отбойным молотком не представлялось никакой возможности, нахмурился и потребовал дать другую руку. Правая оказалась не лучше. Однако и это, затруднительное для большинства медиков вне пределов ГУИНа, обстоятельство не слишком шокировало бывалого эскулапа. Презрительно взглянув на скинхеда, он скривил губы и устало приказал:

– Щекой к решетке прижмись. И не дергайся.

– На хрена? – озадаченно буркнул «белый сверхчеловек».

– В шею колоть буду. Не ссы, не ты первый… Зрелище получилось мерзкое. Бородатый долго искал вену, несколько раз безрезультатно тыкал иглой под кожу сбоку от кадыка, прыщавый мозгляк шипел от боли и матерился. Наконец взмокший от напряжения фельдшер сумел попасть куда надо, втянуть в шприц бурую венозную кровь и выпустить ее в подставленную врачом стеклянную пробирку. Пробирку заткнули пробкой, наклеили кусок пластыря с номером и поместили в подставку, где дожидались своей очереди еще дюжина пустых…

В груди Артема при виде этой процедуры шевельнулось что-то скользкое и холодное. Страх – а это был именно страх! – только усилился, когда он увидел, как фельдшер вновь достает из кюветы тот же самый шприц и втыкает его в вену на руке следующего арестанта. Грек с ужасом представил себе, крови скольких зеков уже напилась за сегодняшний день эта проклятая игла. Как минимум пары сотен. На эти подозрения наводил тошнотворный цвет жидкости в кювете.

Похоже, про бушующий на свободе СПИД в «Матросской тишине» напрочь забыли. Или умышленно не обращали внимания на такие «мелочи», ширяя толпу вновь прибывших одним и тем же шприцом, извлеченным из давно не меняемого раствора-«дезинфектора». Было о чем задуматься, готовясь следующим сдать кровь на анализ. Впереди Грека стоял и отвечал на вопросы врачей только один кургузый арестант.

Артем взглянул на кювету со шприцем с такой ненавистью, словно именно эта жестянка, а не люди, была виновата в том, что, как пить дать, подарила ВИЧ-инфекцию огромному количеству угодивших в «Матросскую тишину» подследственных. Грек совершенно не горел желанием стать следующей жертвой неизлечимой заразы.

И Бог услышал его. В следующую секунду одна из сидящих за столом врачих отодвинула стул, встала и потянулась к лежащей на железном ящике-сейфе толстой папке с тесемками. А потом вдруг неловко покачнулась, взмахнула руками и случайно смахнула кювету со шприцем, которая с грохотом упала на пол. Мерзкий раствор вылился прямо на стоптанные ботинки бородатого фельдшера. Стеклянный «баян» треснул. Эскулап уныло опустил взгляд на свои мокрые ноги и сломанный шприц, потом медленно поднял глаза на оступившуюся коллегу. Набрав полные легкие воздуха, он разразился в ее адрес такой витиеватой матерной тирадой, от которой отвисли челюсти даже искушенных в подобных словесных упражнениях зеков…

Из этого трехэтажного нагромождения крепких выражений Артем понял главное – этот шприц был единственным (!) инструментом тюремных медиков, с помощью которого до сих пор бралась на анализ кровь арестованных. Следовательно, на сегодня смертельно опасную для жизни оставшихся не у дел зеков процедуру можно считать завершенной. Поняв это, Артем почти с нежностью посмотрел на пунцовую, вяло оправдывающуюся перед исходящим слюной бородачом рыжую докторицу, прислонился плечом к решетке и на миг прикрыл глаза. Ощущение было такое, словно нож гильотины застрял в сантиметре над его шеей.

Совершенно очевидно, что с утратой шприца про положенный анализ крови лепилы не забудут. Но на душе все равно стало легче. Грек снова мысленно поблагодарил Бога, когда одна из не принимавших участия в перебранке врачих, печально вздохнув, подошла к железному ящику, открыла его длинным сейфовым ключом и извлекла из загашника целую ленту одноразовых пластиковых шприцов – неслыханную по тюремным меркам роскошь. Стоящие позади Артема мужики одобрительно загудели. Эскулапам ничего не оставалось делать, как продолжить взятие крови на анализ, открывая для каждого из оставшихся в очереди пяти зеков персональный одноразовый шприц.

Протягивая мускулистую руку сквозь прутья решетки, Грек твердо пообещал себе: первое, что он сделает, оказавшись на воле, – это пойдет в церковь и поставит свечку Николаю Чудотворцу. А уже потом займется Киржачом…

Вскоре их группу вернули в камеру, за время отсутствия наполнившуюся нестерпимой вонью от вызванных местным хлебом кишечных газов. Еще через полчаса Артем спал, сидя за «дубком» между Стасом и Доцентом, уронив голову на лежащие на столе руки. Еще через полтора – проснулся от острой боли в животе и промучился от колик несколько часов кряду. И только после стремительного забега в угол камеры смог наконец-то снова смежить веки и провалиться в спасительное забытье, из которого его вырвал хриплый голос распахнувшего дверь вертухая. Карусель тюремной жизни закрутилась.

На исходе третьих суток мучений их начали раскидывать по «окончательным» камерам. Невероятно уставшему после всех злоключений, замученному, голодному до тошноты Артему вдруг неожиданно повезло: вместо общей камеры он попал на «спец».

* * *

А тем временем Киржач предавался отдохновению. Его враг наконец-то оказался за решеткой, теперь с ним можно было делать все, что душе угодно. Киржач вспомнил, какие средства предложил его кореш Шалгин, царь и бог «Матросской тишины», для укрощения строптивого Грека, и довольно потер волосатые ручонки. Эх, хорошо иметь полезных друзей! Слушая льющийся из музыкального центра «Technics» хрипловатый голос певицы Шаде, бывший «нефтяник» представил себе сладкую картину: Грек стоит перед ним на коленях и надраивает ему ботинки, лучше – собственным языком.