Читать книгу "Инквизитор. Раубриттер - Борис Конофальский"

Снова городская резиденция, теперь уже Волков и его молодая жена сидят во главе стола, гостей столько, что сидят так, что коленями друг друга касаются. На свадьбе старого графа и половины от этого не было. Тут как раз Волков и выяснил, отчего молодой граф на него смотрит зло. Когда кавалер вставал из-за стола, Теодор Иоганн, Девятый граф Мален, подошел к нему и с заметным недовольством сказал:

— Отчего же вы не сказали мне, брат мой, что отец мой не далее, как два дня тому назад, обвенчался с вашей сестрой. Отчего на торжество меня не пригласили, отчего втайне от меня сие хранили?

Волков пожал плечами и сказал не без удивления:

— Так отец ваш просил о том, что бы свадьба была тиха, я-то как раз против был. Но граф настоял на тихом венчании.

— Отчего же он так хотел? — чуть не шипел от злости молодой граф.

— Не знаю, видно, не хотел, что бы вы про то прознали раньше времени.

— А вы и рады были?

— Нет, не рад, — вдруг твердо и без всякого дружелюбия ответил кавалер. — Не рад! Я до последней минуты его отговаривал. У нас и другие партии были.

— И чем же он сломил ваше сопротивление? Что было предложено вашей сестре во Вдовий Ценз? — говорил все так же ядовито граф.

— Моей сестре было предложено поместье Грюнефельде.

— Грюнефельде!? — глаза молодого фон Малена чуть не вылезли из орбит, его лицо покраснело, словно кавалер его оскорбил сейчас, Волков думал, что он сейчас сорвется на крик или кинется на него, но это все же был граф, достоинство, присущие высшему сословию, терять его они при посторонних очень не любят. Фон Мален сдержался и просто прошипел. — Прекрасно.

Он кивнул Волкову, показывая, что разговор закончен, и ушел.

Праздник был в самом разгаре, когда по традиции, под шутки и аплодисменты гостей, под тосты и сальные пожелания, молодых отправили в опочивальню. Окна в комнате были зашторены, горели лампы. Он разделся сам, лег и долго ждал, пока в соседней комнате шурша одеждой и выговаривая служанка, к первому их совместному ложу готовится его жена. Странно это звучало — «жена».

Но так и было, там, в соседней комнате, шевелилась и ругалась его жена. Наконец, она приоткрыла дверь, молча подошла к кровати и легла рядом поверх одеяла. Была она в рубахе из батиста и нитяных носках, а на голове у нее был белый ночной чепец. Никак не походила она на жаркую любовницу.

Кавалер поглядел на нее, взял за руку и, привстав на локте, чтобы заглянуть ей в лицо, сказал с улыбкой вежливости:

— Госпожа сердца моего, было бы мне любо, если бы вы разоблачились от рубахи, так было бы мне сподручнее, так страсть в сердце бы проснулась быстрее.

— Не подобает мне сие, — сухо отвечала дочь графа, даже голову не повернув к мужу.

Так и лежала она, смотря в потолок и не предпринимая никаких попыток ответить мужу хоть даже рукопожатием.

Ну, нет так нет.

Волков одним движением задрал ей подол, жена послушно развела ноги, чуть согнув их в коленях. А он вдруг подумал, что Элеонора Августа совсем не похожа была на Брунхильду, а похожа она на дохлую лягушку, что перевернута кверху белым брюхом.

А еще… Еще она и близко не была девственницей.

А потом они лежали на кровати вместе, совсем не разговаривая, пока он не заснул.

Утром его ротмистров к столу на завтрак не пригласили. Были только близкие придворные, всего двое, имен этих людей кавалер не помнил. И второй сын графа, молодой человек лет восемнадцати, имя его Волков помнил, звали его Гюнтер Дирк фон Гебенбург, еще там была подруга новоявленной госпожи фон Эшбахт, так как служанок за стол не сажают, Бригитт Ланге. Сам господин фон Эшбахт сел рядом с женой. Все завтракали молча.

Молодой граф был с ним сух с самого начала, кивнул едва, спросил, хорошо ли спал кавалер, и все.

Элеонора Августа уже была в головном уборе замужней дамы. Она делано улыбалась ему, даже привстала из-за стола и, присев, склонила голову, когда он вошел в обеденную залу. Муж, все-таки.

Госпожа Ланге поступила также. И все, разговоров за столом почти не было. В зале висела тишина, и ощущалось недовольство хозяина. И кавалер догадывался, кем и чем недоволен этот хозяин.

Сидеть тут с этой новой и недовольной родней ему совсем не хотелось, он и сказал:

— Жена моя, сегодня у меня будут дела в городе, а завтра до рассвета готовы будьте, мы отъедем в мое имение.

— Как пожелаете, мой господин, — ответила жена с показной покорностью.

Волков ничего не сказал ей больше, он уже знал, из чего стоит ее эта деланная покорность. Кавалер допил топленое молоко и, извинившись и мечом задевая мебель, вылез из-за стола.

Брат Семион по лицу кавалера понял, что сейчас его лучше не поздравлять, только спросил:

— Так чем займемся, господин?

— Это я у тебя хотел спросить, — отвечал Волков. — Это ты мне вчера сказал, что у нас осталось одно важное дело.

— Было такое, и раз у вас есть время, то предлагаю пойти и занять денег у местных купчишек. И занять побольше, — сказал монах и поглядел на Волкова, ожидая от того вопросов.

— Объясни, — сухо потребовал кавалер.

— А объяснение тут простое, — говорил брат Семион и словно картину перед кавалером рисовал. — Нет на этом свете никого другого, кто будет заботиться о вас больше, чем ваши кредиторы. Даже любящие родители, и те не так следят за безопасностью чад своих, как кредиторы слетят за своими заемщиками. Уж будьте уверены. И чем больше мы займем у них, тем драгоценнее для них будем. Купчишки трепетно хранят свои вложения, и даже герцогу в обиду их не дадут. Так возьмем у них пять тысяч злотых, пусть город Мален будет за нас, если герцог будет на нас разъярен. Подумайте сами, граф — ваш родственник, консулат и нобилитет города Малена тоже на вашей стороне, непросто герцогу будет вас осадить, коли на вашей стороне столь сильные синьоры, как граф и город.

Волков смотрел на умного монаха и думал, что хитрый мерзавец прав, что поддержка местных банкиров и купцов ему никак не повредит. Уж эти господа даже и герцога не убоятся ради денег своих, от герцога его будут прикрывать, а если он попадет вдруг в плен, так сделают все, чтобы его высвободить.

— Коли возьмем у городских нобилей и гильдий заем на пять тысяч золотом, то не будет у нас друзей надежней, — продолжал монах.

— Дадут ли? — с сомнением произнес кавалер. — Нам нечего заложить. Уж не мою землю, моя глина столько не стоит.

— Попытаемся, господин, — рассуждал хитрец. — И закладывать ничего не будем, возьмем под ваше имя. Вы ведь теперь не просто помещик фон Эшбахт, вы теперь зять графа, а еще у нас есть поручительство от епископа, не зря же я его выклянчивал у его преосвященства. Не посмеют отказать, хоть что-нибудь, но дадут.

Волков молча обдумывал то, что предлагал брат Семион. Он задумчиво чесал щетину на подбородке, с прищуром смотрел на этого хитрого монаха и все никак не мог принять решения. Монах также молчал. Ждал, ждал, ждал и, так и не дождавшись решения господина, назвал последний довод: