Читать книгу "Дверь в чужую жизнь - Галина Щербакова"

- Да выплевывай ты косточки на блюдце! Стоит же! Не копи их во рту!

У Машки от гнева брови сдвинулись, так она чего-то разозлилась. Чего, спрашивается? Подавился бы парень. Мать сама не любит, когда в гостях дают что-нибудь неудобное, курицу, например. Все говорят - руками, руками ешь ее. Хорошо говорить, а брать все равно неудобно, опять же, если люди смотрят. Потом еще это горе - толстолобик. Сколько с ним мороки, пока отплюешься. Так что она на этого Витьку тогда ничуть не закипела. Нормальный, стыдливый парень. По нынешним временам - редкость.

Мать уходила на работу успокоенная. Правда, на лестнице опять увидела картофельные очистки. Это соседка, когда выносит мусор, вечно растрясет ведро. Она с ней имела объяснение:

- Вы, Чебрикова, не разбрасывайтесь. Это вам не свой дом, а государственный. Квартиру получили бесплатно. Так содержите, будьте любезны, в чистоте и порядке.

«Будьте любезны», - это она точно сказала.

- Извините, - ответила соседка и громко закрыла дверь.

Ну что с такими людьми делать? Извинилась, а очистки остались. Так вот и живем.

В областной центр Маша приехала в полдень, до вечера надо было куда-то себя деть. Девчонки решили по магазинам, а Маша решила, что ей надо себя сохранить в порядке, чего в очереди не получится. В городе жила ее тетка, сестра отца. Отношения были чуть-чуть, но тут Маша решила: пойдет к ней. Правда, мать ей за это спасибо не сказала бы, так ведь кто ее сегодня спрашивает? Маша купила букет астрочек - свеженький такой, только срезанный, пять штук в нитке. Пошла. Тетка жила хорошо, в доме с лифтом, мусоропроводом, на седьмом этаже. Правда, вода у них шла только до четвертого. Имелось в виду, что поставят насос и будут качать, но так ничего и не поставили. Ночью струйкой набирается вода во все емкости. В ванную, ведра, бак на пятьдесят литров. Куда ни ступишь - везде запас воды. Любая майонезная баночка не пустует. От этого в квартире, конечно, сырость. Обои больше месяца не держатся, концами обвисают. А вообще квартира хорошая. Двустворчатые стеклянные двери, лоджия, все три комнаты отдельные. Тетка - врач по крови.

- Здрасте, тетя Шура! - сказала Маша и расплылась на всю возможную приветливость.

Тетя Шура стояла и смотрела на Машу и как не понимала, кто перед ней. Тогда Маша сунула вперед астры.

- Господи! - сказала тетка. - Я тебя не узнала. Ну ты и вымахала… Заходи, я на дежурство собираюсь.

«Хорошо, - подумала Маша. - Не очень ты мне и нужна».

- А дядя Коля где? - сладенько так спросила, снимая туфли и влезая в мужские тапки.

- Дядя Коля на рыбалке, с ночи.

- Как жаль, - сказала Маша, внутренне аж трясясь от ликования. - А мальчишки?

- С ним, - ответила тетка. - Я их от школы освободила. Да ну ее! Пусть, пока погода, подышат воздухом. Да и мужиков немножко стреножат - дети все-таки, может, на какую бутылку меньше выпьют.

- Мы на экскурсию, - сказала Маша, - а я решила… Что я не видела на этой экскурсии? Сто раз эти боевые места… Решила к вам…

- Правильно решила, - неуверенно сказала тетка, - только мне на работу. Ты б написала или позвонила… Знаешь, в наше время лучше предупреждать.

- Я вас подожду, - предложила Маша.

- Я на сутки, - сказала тетка, но тут ей вдруг хорошо сообразилось. - Воду ночью посторожишь? Наберешь канистру? Только это надо после двенадцати…

Маша подумала, что она, конечно, не знает, где она будет после двенадцати. Но сказала твердо:

- Наберу.

- Тогда оставайся… - Тетка пошла на кухню, стала открывать кастрюльки, сковородки.

- Одни объедки, - вздохнула она. - Я без мужиков не готовлю. Озвереешь каждый день на троих… Но ты тут сама пошарься.

- Не беспокойтесь, - сказала Маша, - я чаю попью, и мне достаточно.

Уже передавая Маше ключи, тетка спросила:

- Отец не пишет?

Маша покачала головой.

- Мне тоже. Алименты уже кончились?

- В прошлом месяце…

- Ну да, ну да, - сказала тетка. - Я и забыла. А мать как?

- Нормально.

- И чего было нежить?

Тетка вздохнула, посмотрела на Машу и решила, что самое время ее поцеловать сразу за все - за астры, за то, что ей уже восемнадцать, за то, что помнит ее, тетку, и за паразита отца, которого где-то сейчас черти носят…

А Маша стала готовиться.

Нельзя было зря транжирить воду. Поэтому Маша налила чуток в тазик и брызнула туда по капельке из всех теткиных флаконов. Обтиралась медленно и тщательно. Одновременно планировала, куда денет первые сто рублей. Решила: положит на книжку.

Вообще, надо по-умному копить, чтоб потом сразу приобрести что-то стоящее: шубу там натуральную или золотые вещи. Мать, конечно, ахнет: откуда деньги? Откуда? Но когда деньги уже будут, разговор с матерью получится легкий. С позиции силы. «Ты многого добилась своей партийной честностью?» - с сарказмом спросит ее Маша. «А-а-а!» - заорет мать. И будет орать, наливаясь краснотой, что сразу покажет: сказать матери нечего. Тут важно вовремя вставить это ключевое слово - «партийной». Маша к партии относится плохо. Еще хуже, чем к комсомолу. Это все трепачи, которые ни одному слову своему не верят, но дудят исключительно из стремления выскочить вверх. Партия у нас многоэтажная. Мать до смерти будет на своем первом этаже. А есть и такие, кто, к примеру, на двенадцатом. Маша засмеялась, протирая ваткой пальцы на ногах. На те этажи воду качают бесперебойно. Мать же злится, злится… Уже за сорок, а потолок - стальная балка. Никаких шансов продвижения вверх. Во-первых, объективно, мать - дура, во-вторых, мало образования, даже по анкете, в-третьих, шла бы в торговлю, где на любом месте выгодно. А то выбрала культуру! Ломаные инструменты и костюмы из пакли. Так вот, когда Маша станет богатой, мать может орать сколько угодно. Несчитово! Ори! Хоть тресни… Вообще, она тогда всех пошлет…

А дальше всех - просто к чертям на куличики - она пошлет Витьку Коршунова. Она просто пройдет мимо… когда он вернется из Афганистана. Нет, мимо не надо… Она остановится и поговорит с ним, но так, что он поймет свое место в этой жизни раз и навсегда.

Конечно, некоторое «спасибо» на сегодняшний день он заслужил («Спасибо тебе, Витя! Служи Советскому Союзу!»). Маша теперь ничего не боится, хотя, если честно, она никогда и не боялась. Тогда, перед самым отъездом, уже стриженый, Витька в ногах у нее валялся. Она даже не ожидала от него такого. Тихий, смирный, почти размазня, «здрасте-пожалуйста», а тут такая страсть, так за ноги хватает, аж хрипит.

- Да господи! - сказала Маша. - Можно подумать, мне жалко…

Было немножко стыдно, немножко противно, немножко больно… Все чувства были какие-то мутные, поверхностные. Самое сильное ощущение было от покалывания стриженой Витькиной головы.