Читать книгу "Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына - Дэвид Шефф"

– Я просто сбегу.

В его голосе слышались нотки высокомерия и снисходительности, чувствовалось, что он взбешен.

– Ты, твою мать, думаешь, что знаешь меня. Но ты же ничего обо мне не знаешь! Ты всегда только и знал, что меня надо контролировать.

Он орал, пока не охрип.

В середине своей обличительной речи он начал говорить бессвязно, и я понял, что он под кайфом. Снова. Или все еще.

– Чем ты накачался сегодня, Ник?

Я изобразил непонимание.

И услышал злобный шепот:

– Да пошел ты!

Я взглянул на него. Пристально вгляделся в его безучастное лицо. Ник унаследовал от своей матери многие привлекательные черты. Как и она, он высокий и худощавый, у него ее красиво очерченные нос и губы. В детстве у него были белокурые волосы, с возрастом они потемнели. Тем не менее иногда я смотрел на него, и мне казалось, будто я смотрю в зеркало. И дело не только в физическом сходстве. Я видел отражение себя самого в его глазах, в выражении лица. Это всегда меня пугало. Возможно, каждый ребенок по мере роста приобретает черты и манеры своих родителей и становится все больше похожим на них. Сейчас я обнаруживаю в себе такие черты своего отца, какие никогда не замечал в юности. Однако тогда в машине я видел перед собой чужого человека. И при этом я чувствовал, что знаю каждую клеточку этого незнакомца. Я вспомнил ласковое, кроткое выражение его глаз, когда он радовался и когда был расстроен, его лицо, бледное во время болезни и красное, обожженное солнцем, его рот и даже каждый зуб, когда мы ходили к дантисту и ортодонту, его коленки, когда он обдирал их и я залеплял царапины пластырем, его плечи, когда я намазывал их солнцезащитным кремом, ступни, когда я вытаскивал из них занозы, – каждую частичку его тела. Я знал каждую его клеточку просто потому, что наблюдал, как он рос, потому что мы жили вместе и были близки. И все же, когда мы ехали в Окленд, я смотрел на этого мрачного, злого и безучастного человека, ощущал его отчуждение и внутренний хаос и думал: кто ты?

Я остановился перед наркологическим центром Окленда, и мы вошли через стеклянные двери в строго обставленную приемную. Пока я разговаривал с дежурной, Ник стоял сзади с воинственным видом, скрестив руки на груди.

Дежурная попросила нас подождать.

Наконец к нам вышла консультант, женщина с черными глазами и волосами, стянутыми в длинный «конский хвост», и представилась сначала Нику, затем мне. Он что-то буркнул в ответ и последовал за ней в другую комнату. Шел он сгорбившись, едва переставляя ноги.

Почти час я сидел, перелистывая старый номер журнала People и не понимая, что там написано. Затем появилась консультант и сказала, что хочет поговорить со мной наедине. Ник, явно раздраженный и злой, занял мое место в приемной. Вслед за женщиной я вошел в маленький кабинет с металлическим столом, двумя стульями и темным аквариумом.

– У вашего сына серьезные проблемы, – сказала она. – Ему необходимо лечение. Он легко может умереть от всех этих наркотиков, которые он употребляет.

– Что я могу…

– Ему восемнадцать, и он употребляет и смешивает больше наркотиков, чем многие люди гораздо старше его. У него опасный настрой: он не понимает, что в беде. Он гордится тем, что он такой крутой, воспринимает свою зависимость как некий знак отличия. Наша программа ему не подходит. По возрасту он уже слишком взрослый и поэтому невосприимчив к лечению. Мы постоянно наблюдаем подобную картину. Он в состоянии отрицания. Это типично для наркоманов. Они уверяют всех и сами верят, что у них все в порядке, что они могут бросить, когда захотят, проблемы – у всех, только не у них, у них все отлично, даже если они в конце концов теряют все, что имеют, даже если они оказываются на улице, даже если они попадают в тюрьму или в больницу.

– И что тогда?

– Его необходимо немедленно лечить, чего бы это ни стоило. Не здесь, где-нибудь в другом месте.

Она порекомендовала другие программы. По ее безрадостному тону и выражению лица я догадался, что она не питает особых надежд.

На обратном пути напряжение в машине постепенно нарастало и наконец произошел взрыв. Ник заорал:

– Вот дерьмо!

Мне показалось, что он может выпрыгнуть из машины, несущейся на большой скорости по автостраде.

– Действительно, дерьмо, – согласился я. – Если ты хочешь убить себя, мне следовало бы просто не мешать тебе.

– Это моя жизнь! – хрипло выкрикнул он.

Он заплакал навзрыд, до истерики, и не мог остановиться. Молотил кулаками по приборной доске и пинал ее ногами.

Мы остановились перед домом. Джаспер и Дэйзи уже пришли из школы, и я не стал заводить Ника в дом. Я сидел с ним в машине еще с полчаса, пока он не обессилел. Видно было, что он постепенно уходит в себя, им овладела сонливость, вызванная наркотиками и припадком гнева, его дыхание замедлилось, и наконец он крепко заснул. Я оставил его в машине, но то и дело проверял, как он.

– Ты что, будешь проверять меня каждые пятнадцать минут?

Через некоторое время он поплелся в дом и направился прямиком в свою комнату. Джаспер и Дэйзи молча смотрели, как обмякшее тело их брата медленно перемещается через гостиную.

Я должен был найти программу, в которую его взяли бы прямо сейчас. Прежде чем я потеряю его.

⁂

Пока Ник спал, я, как мог, объяснил младшим детям, что Ник опять подсел на наркотики и ему плохо. Я сказал, что пытаюсь найти больницу или реабилитационную программу для наркоманов, которая ему поможет. Я сказал, что дети, чьи брат, сестра или один из родителей стали наркоманами, думают, что именно они в этом виноваты.

– Это не ваша вина. Поверьте.

Они смотрели на меня не отрываясь. В глазах застыли грусть и непонимание.

– У Ника серьезные проблемы, но мы найдем того, кто сможет ему помочь. Если ему помочь, он справится и все будет хорошо.

Ник кипел от ярости и ругался, то просыпаясь, то снова впадая в мучительную полудрему. А я тем временем обзванивал другие наркологические клиники и центры в поисках подходящих программ реабилитации. В одном из них, наркологическом центре «Олхофф» в Сан-Франциско, оказалось свободное место. Здесь предлагали программу, которую рекомендовали многие эксперты. Подруга одного моего друга рассказала мне, что эта программа перевернула жизнь ее сына, сидевшего на героине. «Сейчас он живет во Флориде, – сказала она. – У него своя семья. У него работа, которую он любит, а в свободное время он занимается волонтерством: помогает детям, у которых проблемы с наркотиками».

Родители наркоманов живут ради таких вот обнадеживающих историй.

Когда Ник проснулся, я сказал ему, что нашел подходящую программу. Он угрюмо согласился пройти еще одно обследование. С мрачным видом он последовал за мной к машине.

Наркологический центр «Олхофф» располагается в величественном старом викторианском трехэтажном особняке с куполом в центральной части и красивым, обшитым деревянными панелями вестибюлем. Здесь я должен был ждать, пока Ник ходил на собеседование. На этот раз собеседование проводила руководительница начальной программы, рассчитанной на двадцать восемь дней. Начальная программа – это как начальная школа, первый этап на пути к реабилитации и выздоровлению.