Читать книгу "Огонь блаженной Серафимы - Татьяна Коростышевская"

— Экая внезапная страсть.

— Да какая страсть с развалиной… то есть со старцем! Любовь это, Эльдар, верная и жертвенная. Поэтому и ходит ежеутренне к святому Демьяну, у мужа покойного прощения да благословения испрашивать. И не внезапная нисколько, больше четырех лет уже. Они во сне познакомились. Ну, ты знаешь, Серафима ей свои сны отдавала, а Маняша и пользовалась. Говорит, в том тонком мире поначалу мужа хотела повстречать, потому и искала его прилежно, но повстречался ей Сигизмунд. Подружились со старцем, он в поисках ей помогал. Маняша и не заметила, как дружба в нежность превратилась.

— А что за дела у пана Сигизмунда с Кошкиным?

— Про это она рассказывать отказалась, а с ним вообще говорить запретила. Только просила препятствий в отъезде им не чинить.

— Когда отбудут?

— Первого числа, то есть завтра.

— Куда?

— Из империи подальше. Старцу солнышко да тепло показано.

— Экий прыткий старикан. — Мамаев даже поцокал языком. — И солнышко ему, и девицу-молодицу, ведьму при этом.

Порывшись в ящике стола, он достал фотографическую карточку.

— В молодости он, конечно, орлом смотрелся.

Геля взглянула:

— И Наталью Наумовну очаровать умудрился. Это же из ее запасов портрет?

— Именно. Мне его Серафима в тот день, когда мы Петра Иванова раскололи, отдала.

— Раскололи! Сеанс спиритизма в приказе устроили.

— Недовольство вашего, Евангелина Романовна, тона мы спишем на вашу чародейскую несостоятельность. А также упомянем нелепую боязнь покойников.

— Не будем мы ее упоминать! Я борюсь, аки львица сражаюсь, на вскрытие вчера присутствовать напросилась.

— И четыре с половиной минуты лицезрела, после в обморок брякнулась, мне доложили. На четыре минуты свой предыдущий рекорд превзошла.

В дверь постучали, вошел нижний чин с перевязанным ленточками пакетом вощеной бумаги:

— Евангелине Романовне передали.

Геля поблагодарила и дождалась, пока служащий удалится.

— Спорим, это Серафима мне платье к вечеру прислала?

— Спорим! — Мамаев азартно зашуршал бумагой. — Ты проиграла.

Из вороха обертки показался плетеный ящик, заполненный яркими экзотическими фруктами.

— Надо же, и фиги есть!

— Это от Юлия Францевича нам фиги, — отбросила сопроводительную карточку Геля. — Подарок в канун Новогодья.

— Как символично. А давай ему в ответ тоже что-нибудь символичное пошлем?

— У нас, Мамаев, на достойный ответ ни денег, ни фантазии не хватит.

С этим чародей с неохотою согласился.

Гавр поднял лапку у фонарного столба и замер, будто совершая некое сакральное действо. Разбойник эти дни пребывал в облике собачечки и менять его решительно не собирался. На уговоры ворчал умильно и просился на ручки. Пришлось посылать Март в лавку за смешной собачьей сбруей, шерстяными попонками и даже крошечными ботиночками, без которых эта кривоногая нелепица могла запросто обморозить лапки.

Домашние единогласно решили, что Бубусик, так я мстительно обозвала эту Гаврову ипостась, подарок Гели, а пропажа огромного крылатого кота вообще никого не удивила. Ну улетел и улетел. Девица Фюллиг только спросила осторожно, но ответом: «Болтается где-то, нагуляется — вернется», — полностью удовлетворилась.

Зато у меня появился повод выходить из дома. Бубусик жрал за семерых и совершать действия обратные желал регулярно. В прогулках нас сопровождала до отвращения бодрая «Маняша». Здоровье ее меня своим улучшением тревожило, я постоянно пыталась прикоснуться к ней, поделиться силой, иногда это получалось, но к привычным последствиям не приводило. Навья сменила гардероб, презрев вдовьи одеяния няньки, и теперь вышагивала рядом в пристойных высоких сапожках, подметая снег подолом шубы, в руке ее болталась корзинка, куда собачечка запрыгнул, утомившись моционом.

Мы прогулялись бульваром, свернули к набережной. Традиционно подарки у нас вручаются на Рождество, но праздник Новогодья также требовал небольших презентов. Поэтому мы заходили во все попадающиеся по дороге лавки и скупали всякую приятную дребедень. Я купила несколько пар перчаток Геле, новый ларец кузине, вместительней и богаче прежнего, пудры и духов руянским девицам, няньке, слегка с намеком, чеканную грелку.

Остановившись перед витриной, в которой был выставлен мужской манекен, я кивнула:

— Сюда.

— Его сиятельству желаешь что-то подобрать? — скривилась «Маняша». — Или других кавалеров одаривать примешься?

Смутившись, я потащила ее в другую сторону, где за стеклом блестели боками оранжерейные цитрусы и бледно-зеленые груши. В лавке оказалось жарко и пахло так, что Бубусик расчихался.

— На улице обожди, — велела я няньке.

Та фыркнула, но приказ исполнила.

— Какая приятная встреча, — поклонился, сняв с головы цилиндр, Юлий Францевич Брют, стоящий у прилавка, — Серафима Карповна.

Вернув поклон и поздоровавшись, я с любопытством посмотрела на плетеный ящик, который, следуя указаниям канцлера, заполнял приказчик.

— Фиг побольше, голубчик, — хихикал будто над только ему понятной шуткой Брют, а потом понизил голос: — Говорят, ты с княгиней Кошкиной знакомство свела?

— Аудиенции удостоилась.

— И как она тебе?

— Не представляю, — осторожно начала я, — какого ответа вы от меня ждете.

— Именно такого, — подмигнул канцлер. — Твое мнение о ней волнует меня мало. Ты-то ей по нраву пришлась?

— Пожалуй, да.

— Интересно с чего? С твоим появлением у нее планы на династический брак с сопредельным правящим домом порушились.

— Ее сиятельство мне аффирмацию Анатоля подарила, — сказала я с обидой. — Это ли не свидетельство расположения?

— Или того, что это пустая бумажка? — хихикнул Брют и быстро спросил: — Чародею нормальному ты аффирмацию показывала? Настоящая?

Показывала? Да я эту бересту сама не рассматривала, как положила в ящик, так и не доставала.

Я смущенно покачала головой:

— Если это подделка, тогда смысл подарка мне непонятен.

— А если нет, понятен?

— Я, Юлий Францевич, — проговорила я с достоинством, — девушка простая, мне экивоки ваши тревожны и невразумительны.

Упаковка закончилась. Канцлер наклонился над столом, надписывая сопроводительную карточку, а разогнувшись, проворчал:

— Твоя незамутненность, конечно, мила и все такое, но… — Он придвинулся, зашептан на ухо: — Все высокомерные чародеи рано или поздно были повержены чародеями более сильными, а последние — вовсе людьми без способностей. Не привыкай на силу полагаться, если выжить хочешь.