Читать книгу "Два жениха и один под кроватью - Марина Ли"

— А сколько в Империи мёртвых деревьев осталось? — Даккей зажмурился и разве что мурлыкать от удовольствия не начал. Я же, кажется, начала понимать причины его повышенного настроения. — Десять?

Мёртвое дерево — это самое необычное дерево нашего мира. Листья его по форме напоминают ладонь и такие огромные, что под одним легко могут спрятаться два взрослых человека. Цвет листьев передаёт все возможные оттенки крови: от розовато-лилового до тёмно-бурого. А кора у этого дерева тёплая и мягкая, как человеческая кожа, и если на ней сделать надрез, то из него начнёт сочиться чёрный, как дёготь, густоватый сок.

И самое главное. Посадить это дерево невозможно. Оно само взрастёт, даже на неплодородной земле, даже в каменной пустоши или в пустыне, если на этом месте когда-то была пролита последняя капля монаршей крови.

Ну и на могилах императоров и королей они тоже растут.

— Одиннадцать, — исправила я Даккея. — Шесть в императорском некрополе, два в «Солёном ветре», в Оранжерее императорского ботанического сада и на Кладбище Монархов по одному и последнее — в БИА. Самое молодое из всех. Первый ректор академии был императорским бастардом, умер здесь, здесь же и похоронен, но дерево проросло лишь несколько лет назад. В этом году нурэ Дербхэйл ждёт первых плодов…

Глаза Даккея азартно сверкнули.

— Как думаешь, — заговорщицким шёпотом поинтересовался он, — сколько шансов, что наш злоумышленник захочет получить ягоды именно с этого дерева?

— Девяносто восемь из ста! Устроим засаду?

— УстроЮ засаду. — Боевик покачал головой. — Поможешь?

— Я?

— Ага. Как-нибудь ненароком намекни старику Дербхэйлу, что мне позарез нужно углубить знания в области алхимии. Я бы и по своим каналам мог выбить справку за подписью императора, да боюсь внимание привлекать. Организуешь?

— Подумаю, что можно с этим сделать.

Даккей пробыл у меня ещё около часа. За это время мы успели напиться чаю, съесть почти весь рулет и скрупулёзно изучить добытый Бредом список, к сожалению, не найдя в нём больше ничего, что могло бы помочь делу.

— Не будем расстраиваться, — поспешил утешить меня боевик, заметив, что я весьма неосмотрительно погрустнела. — До Ночи поминовения Предков осталось чуть больше недели. Успеем и сами подготовиться, и с засадой определиться. Ну или злодей проявит себя раньше.

— К тому же других идей у нас всё равно нет, — согласилась я.

Когда я, проводив боевика до дверей, осталась одна, то первым делом попыталась задобрить Рогля. Обиженный демон затаился под кроватью и одаривать меня своим прощением не спешил, но на остатки рулета купился. Выбрался наружу, небрежно-ленивой походкой доковылял до стола и, забравшись на столешницу, хмуро заметил:

— Могли бы нам и побольше кусочек оставить. Тут же даже не на зуб, на ползубика разве что…

Роглевские «ползубика» навскидку весили примерно как половина самого Рогля, но я решила в этот раз оставить последнее слово за демоном и, тихонечко хмыкнув, достала из шкафа набор юного алхимика, семнадцать белоснежных бумажных листов и заговорённое перо, чтобы приготовиться к пятничным лекциям. Работы было много, но трудности меня не пугали. Мало того, отмеряя мензуркой нужные ингредиенты и смешивая их в своём многофункциональном котелке, я улыбалась, мурлыча незатейливую мелодию и благосклонно поглядывая на вещавшего о закромах Рогля.

Настроение было настолько хорошим, что даже не хотелось напоминать поганцу о заключённом соглашении. Да и магия с ним! Не завтра — послезавтра меня либо мелкие лентяи разозлят, либо взрослые раздолбаи до ручки доведут, тогда-то я и припомню всё этому мелкому приживале. Заодно и негатив солью. А что? Рогль привык, за столько-то лет. К тому же, он ведь демон, а демоны не только пряниками да ворованными грибочками питаются, для них сила магии — лучший деликатес. Особенно, если отданный добровольно.

Впрочем, те демоны, что получили право на жизнь по эту сторону разлома, только так магией и могли кормиться. Поэтому и устраивались на работу. Школьными, домовыми, водяными, лесовиками, садовыми даже. Впрочем, в «Хижине» никого из этой братии не было — с ними я уже в БИА познакомилась.

Мы с Бредом долго не могли понять, как это папенька Рогля не учуял, да так и не смогли разгадать эту загадку.

— Рогль, скажи, — вспомнив наши с братом давнишние рассуждения, спросила я, — а вот если б тебе на работу пришлось устраиваться, ты б куда пошёл? В кухонных или в амбарных?

Демон осёкся на полуслове и посмотрел на меня с укоризной:

— Обидеть нас каждый может, твоя правда, — произнёс он, щедро плеснув острой обиды в голос. — Нам не впервой. Не хочешь слушать про амбары — ладно, понимаем, нашим запасам многие завидуют… Но зачем вот так вот, а? Можно же было просто напомнить про договор…

Посмотрел ещё так укоризненно, что я внезапно почувствовала себя виноватой.

— Да я же не поэтому вообще!

— Мы так и поняли, — буркнул демон, сверкая глазами.

— Рогль! Да ё-моё! Стой!

Но он уже исчез. Обиделся. И ведь не появится же, мерзавец, пока меня совесть до полусмерти не загрызёт!

А ведь такое отличное было настроение! Я почти закончила формулу, которая улучшила бы Даккеевский Почесун, переместив зудящие отметины с лица на другие части тела. А теперь хоть с самого начала всё начинай, ибо производить магические эксперименты на дурном глазу — это чистой воды самоубийство.

— Вот же Бездна! — выругалась я вслух, и в тот же момент услышала, как хрустит, привлекая моё внимание, переговорное зеркало. — Ох ты ж…

Сорвалась с места и, придерживая юбку одной рукой, подбежала к старинному артефакту, который мастер-создатель наделил на диво отвратительным характером. Чуть что не так, средство магических переговоров немедля начинало сбоить, покрывалось сетью мелких трещин и скрипело так, что даже многочисленные привидения, обитавшие в стенах БИА, пугались и прятались по щелям и затянутым вековой паутиной углам.

— Мотылёк? — прохрипел сквозь зеркальный скрип и треск голос Бреда, и я стукнула кулаком по раме, поторапливая магические каналы.

— А ты кого ожидал увидеть? — Изображение братца дёрнулось раз-другой, после чего сложилось в нормальную картинку. — Что родители? Рассказал?

Бред качнул головой и виновато улыбнулся.

— Не смог. И ты не говори.

Я огорчённо нахмурилась, но брат не дал мне возможности попенять ему за трусость и малодушие. Спросил, с медвежьей грацией уводя разговор в сторону:

— Показала Даккею моё письмо? Что он сказал?

— Вот у него и спрашивай, если тебе так не терпится узнать! — проворчала я. — И вообще, в следующий раз сразу ему всё высылай. Роль переговорного зеркала мне не к лицу, знаешь ли.

— Знаю, — негромко рассмеялся он. — В оперу прикажешь мне тоже с ним идти? Я бы и не возражал, выпили бы вискарика…