Читать книгу "Почему у женщин при социализме секс лучше. Аргументы в пользу экономической независимости - Кристен Годси"

6

С баррикад к избирательным урнам: Женщины и гражданственность

В 2006 г. я купила карту, которая должна быть у каждого. «Хронология событий всемирной истории», выпущенная Oxford Cartographers, – это диаграмма с цветовой кодировкой, на которой представлены всевозможные цивилизации и государства с 3000 г. до н. э. до 2000 г. н. э. По оси X – время, охватывающее 5000 лет истории человечества. По оси Y изображены шесть географических формаций, относительный размер которых соответствует их письменной истории, дошедшей до нас: Америки, Африка южнее Сахары, Европа, Северная Африка и Средний Восток, Азия, Австралия. Что мне нравится в этой карте и делает ее очень полезным учебным пособием, так это то, что она показывает преходящий характер любых империй и дает инфографику возможности социальных изменений.

Я почти 20 лет обучаю молодежь. Меня поражает, каким неизменным и статичным миллениалы считают мир и как легко это представление приводит их к полному разочарованию в политике. Я выросла в последнее десятилетие холодной войны, мне было 19, когда пала Берлинская стена, и 21, когда распался Советский Союз. Поэтому на третьем-четвертом десятке я отчетливо понимала, что крупные политические изменения происходят, когда их менее всего ожидаешь. Честно говоря, летом 1989 г. я решила бросить колледж, чтобы успеть повидать мир прежде, чем он будет испепелен в ядерной войне. В конце 1980-х гг. угроза гарантированного взаимного уничтожения ощущалась так ясно, что обычная жизнь лишалась смысла. Я определенно не желала сидеть в четырех стенах, сдавая внутрисеместровый экзамен по химии, когда начнут падать бомбы. Я купила билет до Испании в один конец и под занавес 1989 г. уехала из Соединенных Штатов. Менее чем через два месяца холодная война кончилась. Раз, и все.

Летом 1990 г. я налегке путешествовала по Восточной Европе. Помню эйфорию и ощущение бесконечных возможностей. Молодежь была убеждена, что ее ждет свободное и процветающее будущее, полное шансов, не выпавших их отцам и дедам. В те опьяняющие месяцы многие все еще верили, что улицы Нью-Йорка и Лондона вымощены золотом и что демократия и капитализм принесут потребительский рай на земле, где громоздятся горы из джинсов Levi’s и льются реки парфюма Cacharel. Позже, занявшись изучением этого региона, я услышала бесчисленные рассказы о самоубийствах, совершенных за считаные дни до 9 ноября 1989 г., когда рухнула Берлинская стена. Осмысляя свою жизнь, те мужчины и женщины пришли к убеждению, что их мир никогда не изменится. Несмотря на растущие протесты по всей Восточной Европе, лишь немногие предвидели масштаб грядущих трансформаций. Откуда людям было знать, что всего через несколько дней их мир станет совершенно другим? Если бы они продержались еще 48 часов, то могли бы провести оставшуюся жизнь в новой реальности!

Родившиеся после 1989 г. пришли в мир победившего капитализма. Он оказался единственной политической и экономической системой, сохранившейся после бурного XX в., когда Фрэнсис Фукуяма сделал знаменитое заявление о том, что человечество достигло «конца истории», вершины развития нашей цивилизации. Если они испытывали разочарование хаосом, порожденным разгулом неолиберализма, то не имели альтернативы. Их политическое сознание накрепко привязано к миру, где гегемония Америки казалась неизменной и неоспоримой. Говоря словами Борг, сопротивление бесполезно, вы будете ассимилированы, хотите вы этого или нет[147]. Идеологическое засилье демократического капитализма воспитало апатию и инертность во многих молодых людях, год за годом повторявших как заклинание: «Ничто не изменится, так уж устроен мир»[148].

Когда я слышу эту фразу в любых вариациях, то всегда берусь за «Хронологию событий всемирной истории» от Oxford Cartographers и призываю студентов задуматься, что значит утверждение о невозможности изменений. Посередине этой карты гигантская оранжево-красная область представляет Римскую империю, ее тысячелетнюю историю и географическое господство над большей частью Европы, Северной Африкой и Средним Востоком. Крах Римской империи вверг Европу в «темные века», и это падение обозначено резким обрывом, линией, отмечающей временную границу. Представьте, говорю я студентам, что вы родились в 456 г. в пригороде Рима. Ваш 20-й день рождения пришелся на 1 сентября 476 г., вся предшествующая жизнь прошла в империи, просуществовавшей почти тысячу лет. Разумеется, есть проблемы с варварами на севере, а всевозможные интриги и заговоры подрывают политическую стабильность, но это же Рим! Он пережил намного более серьезные испытания, чем несколько армий диких вестготов.

Попытайтесь представить, что бы вы испытывали 4 сентября 476 г., когда Флавий Одоакр сверг Ромула Августула, – эта дата считается днем окончания существования Римской империи. Место римского императора занял итальянский король, и вы были обречены всю дальнейшую жизнь балансировать в условиях необратимого упадка. В этот момент я указываю на маленький пурпурный квадратик в нижнем правом углу схемы. Он обозначает историю Соединенных Штатов, которая выглядит маленькой и незначительной по сравнению с долгой историей других культур и цивилизаций. Изучая эту карту, легко понять, что «ничего никогда не меняется» – самообман. Вся мировая история состоит из глубоких социальных изменений. Народы и государства возникают и исчезают. Иногда их побеждает нашествие извне. Иногда они разрушаются изнутри. Обычно сочетаются оба фактора. Почти всегда это происходит неожиданно. Антрополог Алексей Юрчак ухватил дух времени человека, выросшего в СССР в 1980-е гг., в названии своей книги «Это было навсегда, пока не кончилось»[149][150].

Изменения к лучшему могут произойти и происходят, и, хотя всегда действуют случайные исторические факторы, историю формируют люди своими совместными действиями. «Не сомневайтесь в том, что небольшая группа мыслящих и самоотверженных людей может изменить мир, – гласит высказывание, приписываемое антропологу Маргарет Мид. – В действительности лишь они и привносят эти изменения». Конечно, ситуация не всегда меняется к лучшему, в чем убедились Юрчак и многие его соотечественники в Восточной Европе. Упадок наблюдается столь же часто, как и прогресс, что, вероятно, и заставляет многих цепляться за существующее положение вещей. Однако наше стремление топтаться на месте лишь облегчает задачу тем, кто тянет нас назад. Только мощное стремление вперед способно противостоять усилиям людей, мечтающих о возврате к общественным нравам прошлого[151].