Читать книгу "Десять величайших романов человечества - Уильям Сомерсет Моэм"

Но со стороны Чарлза Диккенса было несколько бестактно поднимать этот вопрос в речах, произносимых им на банкетах в его честь. Последовала бурная реакция, журналисты писали, что он «не джентльмен, а корыстный жлоб». Хотя его постоянно окружала толпа поклонников – в Филадельфии толпа два часа не отпускала великого человека, каждый хотел пожать его руку, а любители сувениров чуть не разорвали на кусочки его меховую шубу, – но успех был не абсолютный: действительно, многих очаровала его молодость, красота, веселость, но другие сочли его внешность немужественной, кольца и бриллиантовые запонки вульгарными, а манеры простоватыми. Однако там он завел хороших друзей, с которыми сохранил теплые отношения до самой смерти.

Диккенсы вернулись в Англию, проведя в Штатах четыре плодотворных, но утомительных месяца. За это время дети очень привыкли к тете Джорджине, и измученные путешественники попросили ее пожить у них. Джорджине было шестнадцать лет – столько же было Мери, когда она приехала в гостиницу «Фернивэл»; Джорджина и внешне была на нее похожа, особенно издали. Кэт опять ждала ребенка. У хорошенькой, обаятельной и скромной Джорджи Хогарт был имитаторский талант, и, передразнивая других людей, она заставляла Диккенса покатываться со смеху. Прошло не так много времени, и он, «думая о Мери, как части себя, навсегда поселившейся в его сердце», стал прозревать ее дух в Джорджине и считать, что прошлое вернулось «и теперь его не отделить от настоящего»[49].

Диккенс слишком долго был беден, и теперь ему нравилось жить с размахом, но в результате приблизительно в это время он вдруг осознал, что погряз в долгах. Приняв решение сдать дом в аренду, он уехал в Италию, где можно было жить скромнее. Там Диккенс провел год – в основном в Генуе, знакомясь с достопримечательностями Италии, однако он был слишком «островным» и плохо образованным человеком, чтобы увиденное произвело на него высокодуховное впечатление. Он оставался типичным английским туристом. Еще он подружился с миссис де ла Рю, женой швейцарского банкира, жившей в Генуе. Как выяснилось, ее мучили галлюцинации, и Диккенс, который изучал гипноз, не сомневался, что может излечить женщину. Эта пара встречалась каждый день, иногда даже два раза на дню, чтобы лечение подействовало. Кэт испытывала беспокойство. Семейство Рю сопровождало Диккенсов во всех экскурсиях, и лечение Чарлза было настолько эффективным, что миссис де ла Рю выздоровела. Но Кэт успокоилась, только когда они вернулись в Англию.

У жены Диккенса был спокойный, меланхоличный темперамент. Кэт с трудом приспосабливалась к новому, ей не нравились путешествия, в которые ее втягивал муж, она не любила ходить с ним в гости или принимать гостей у себя. Она была бесцветной и могла показаться глуповатой, так что вполне вероятно, что знаменитые и влиятельные люди, мечтавшие наслаждаться обществом прославленного писателя, считали досадной помехой общество его недалекой жены. Некоторые, к недовольству Кэт, ее просто не замечали. Нелегко быть женой известного человека. Особенно трудно, если не обладаешь тактом и не искришься юмором. За неимением всего этого она должна хотя бы любить его. Но Кэт, по-видимому, даже не была влюблена в мужа. Существует письмо, которое Диккенс написал во время помолвки, где он укоряет невесту в холодности. Возможно, она вышла за него замуж, потому что в то время замужество было единственным занятием, где женщина могла себя реализовать, а может, родители давили на нее, старшую из восьми дочерей, уговаривая принять предложение, обеспечивающее ее будущее. Добрая, милая, спокойная девушка не могла, однако, соответствовать требованиям, возлагаемым на нее как на жену выдающегося писателя.

Тем временем Джорджи заняла место, которое прежде принадлежало Мери. Постепенно Диккенс все больше полагался на нее. Они подолгу гуляли вместе, и он посвящал ее в свои литературные планы. Она выступала в роли личного секретаря. Узнав, как приятно (и экономно) жить за границей, Диккенс стал проводить много времени в Европе. Джорджи как член семьи ездила с ними в Италию, потом в Лозанну, Булонь и Париж. Однажды, когда семейство собралось на продолжительное время поселиться в Париже, она поехала туда вдвоем с Чарлзом, чтобы подыскать квартиру, а Кэт осталась в Англии и ждала, когда они устроят для нее гнездышко. Во время беременностей Кэт Джорджи сопровождала Диккенса во время прогулок, которые он очень любил, ездила с ним на приемы и часто сидела за столом на месте хозяйки. Такая ситуация должна была бы раздражать Кэт, но по ней этого не было заметно.

Шли годы. В 1857 году Чарлзу Диккенсу исполнилось сорок пять, и он был самым известным английским писателем с репутацией социального реформатора в придачу; Диккенс всегда находился в центре внимания, что льстило его артистической натуре. Дети выросли. И тут произошло непредвиденное событие. Диккенс всегда любил сцену и иногда выступал как актер в любительских спектаклях с благотворительными целями. На этот раз Диккенса попросили участвовать в манчестерской постановке пьесы «Замерзшая глубина», написанной Уилки Коллинзом с его помощью; пьесу уже высоко оценили королева, принц-консорт и король Бельгии. Для роли самоотверженного арктического исследователя Диккенс отрастил бороду, роль нравилась ему, и он играл с таким пафосом, что все рыдали. Но согласившись выступить в Манчестере, Диккенс решил, что дочерей, игравших женские роли, не будет слышно в большом театре, где надо использовать профессионалов. На одну из ролей пригласили молодую актрису Эллен Тернан. Диккенс видел ее несколько месяцев назад в пьесе «Аталанта», после спектакля он зашел к ней в уборную и застал актрису в слезах: во время игры ей пришлось слегка приоткрыть ножку. Писателя очаровала ее скромность.

Невысокой, белокурой и голубоглазой Эллен Тернан было восемнадцать лет. Репетиции проходили в доме Диккенса, писатель сам ставил спектакль. Ему льстило восхищение Эллен и страх не угодить. Еще до окончания репетиций он был страстно влюблен в актрису. Он подарил ей браслет, который по ошибке передали жене, и та, естественно, устроила ему сцену ревности, но Чарлз разыграл оскорбленную невинность – роль, которую в такой неловкой ситуации любой муж считает самой выигрышной. Пьесу поставили, и игра Диккенса держала в напряжении зрительный зал.

Кэт не дала ему того, чего он от нее ждал, и теперь, влюбленный в Эллен Тернан, он стал еще нетерпимее к недостаткам жены: «Она доброжелательная и покладистая, – писал Диккенс, – но она никогда не поймет меня». Он пришел к мысли, что жена никогда ему не подходила. Джону Форстеру он сказал: «Суть в том, что жениться молодым – ошибка, и с годами легче не становится». Он развивался, а она оставалась на прежнем уровне. Диккенс был убежден, что ему не в чем себя упрекнуть. Когда он верил, что был хорошим отцом и сделал все, что мог, для своих детей, в нем просыпался Пекснифф. Хотя Диккенса никогда не радовало количество тех, кого приходилось кормить (похоже, он считал, что тут вина одной Кэт), он любил детей, пока они были маленькими, но как только они выросли, потерял к ним интерес и отправил сыновей в отдаленные части света по достижении ими подходящего возраста.

В то время он был неуравновешенный, беспокойный и раздражительный и не срывался только на Джорджи. Наконец Диккенс пришел к заключению, что не может больше жить с Кэт, но, как публичная фигура, он боялся скандала, который мог спровоцировать полный разрыв. Его беспокойство понятно. В течение многих лет он ратовал за тепло домашнего очага и сделал больше, чем кто-либо, для превращения Рождества в символический праздник, чествующий семейные добродетели, красоту единой и счастливой семейной жизни. Рассматривались разные варианты. Согласно одному, Кэт жила на своей половине дома, но на приемах выступала как хозяйка и сопровождала мужа на все публичные церемонии. Согласно другому варианту, ей предписывалось жить в Лондоне в то время, когда он находился в Гэдсхилле (доме в Кенте, купленном им незадолго до этого), и жить в Гэдсхилле, когда он приезжал в Лондон. Было еще одно предложение – отправить жену за границу. Но все эти варианты Кэт категорически отвергла, и наконец супруги приняли решение – окончательно расстаться. Кэт поселилась в небольшом домике на границе Кэмден-Тауна, ее годовой доход составлял шестьсот фунтов. Вскоре Чарли, старший сын, присоединился к ней.