Читать книгу "Золотая середина ослика Иа - Дарья Донцова"

– Да, – согласилась Клавдия, – оправы-то золотые. Вот камни – стекляшки. И, конечно, за бижу сегодня дадут солидную сумму. Полагаю, что колье и иже с ним могли заинтересовать музеи, коллекционеров. Но, будь они подлинными, тут просто земной шар можно купить.

Я вздохнула.

– Демонстрация содержимого сундука – проверка на алчность и любовь к родным.

– Кое-кто ее не прошел, – грустно заметила Клавдия, – отец рассказал маме о двух случаях отлучения сыновей от семьи. Один молодой человек, которому после показа сундука сообщили, что Шихов разорен и всем придется жить в крестьянской избе, устроил истерику, требовал немедленно продать украшения, набросился на отца. Вторым был брат нашего деда.

Я не удержалась от замечания:

– Жестокое искушение для шестнадцатилетнего подростка.

Клавдия сняла со спинки стула шаль и набросила на плечи.

– Дворянское воспитание всегда сурово. Дети жили в спальнях без отопления, в жестких ограничениях в еде и развлечениях. До семидесятых годов двадцатого века в СССР юное поколение не имело в семье права голоса. Дети, подростки знали свое место, поэтому не существовало тех проблем с молодежью, которые мы имеем теперь, в эпоху вседозволенности и диктата яиц, которые нагло считают себя умнее куриц, полагают, что молодость – это навечно, и не понимают, какую яму себе роют, говоря в присутствии внуков бабушкам и дедушкам:

– Вы, шестидесятилетние развалины, помолчите, ума-то уже нет.

Время мчится со скоростью ракеты, скоро и непочтительные дети услышат от своих отпрысков те же слова. Если вы уважаете старшее поколение, заботитесь о нем, то, как правило, это гарантирует вам заботу и уважение уже ваших отпрысков. Конечно, бывают исключения. Но понимаете, Татьяна, кровь не водица. Как ни воспитывай пролетария, не стать ему потомком графов Шиховых. Но вернусь к своему рассказу. Родители продолжали разговор, папа сказал:

– Помнишь Марину Тестову, дочь моего покойного друга, которая нас за доброту воровством отблагодарила?

– Конечно, – ответила мама.

– До меня дошли сведения, что она родила девочку от нашего сына! Не спрашивай, откуда я это знаю! – отрезал отец.

– Ужас! – ахнула Анастасия. – Нам такие дети не нужны.

– Поэтому я и решил взять мальчика из детдома, – снова сообщил отец.

Узнав, что сундук полнится бижутерией, я испытала шок. Потом появились вопросы. Испытание устраивали только юношам, девушек не проверяли. Почему папа решил нарушить традицию и повел в подвал меня? Почему он решил искусить Федора не в шестнадцать лет, а когда тому было хорошо за тридцать? Вероятно, понимал, что сын инфантилен, ему надо повзрослеть.

Утром я уехала на службу и впервые после окончания рабочего дня пошла на вечеринку. Меня грызла обида, возмущали слова про приемного ребенка. Удивляло, что отец реально не оценивает положение вещей. Возраст у Николая Николаевича такой, что нельзя обзаводиться младенцем, ребенка надо вырастить, выучить. А двести лет не живут. Приголубить подростка? Но он никогда не станет дворянином. Ни-ког-да! Да, в интернаты порой попадают дети из хороших семей, у которых погибли родители. Но таких ребят мало, потому что в случае несчастья их чаще всего забирают родственники. И кто находится у нас в приютах? Отпрыски асоциальных элементов, пьяниц, наркоманов, людей, которые бросали младенцев в мусорные баки или оставляли годовалых крошек одних в квартире на неделю, плоды несовершеннолетних мамаш, они забеременели от такого же папаши! Мне жаль детей, которые ни в чем не виноваты. Но какая у них генетика? Когда она «выстрелит»?

Глава 31

Клавдия перевела дух.

– И я решила: если меня в семье считают существом второго сорта, то я не стану более подчиняться родителям. Не три года мне. Имею право завести друзей, посидеть в компании. Я что, монахиня? Нет! Ну и отправилась на вечеринку на чью-то дачу, впервые в жизни попробовала алкоголь, вроде ликер. Я не пошла на работу, продолжала веселиться. Целую неделю дым коромыслом! Пришла в себя дней через семь-восемь. Голова задурманилась, неопытная гуляка потеряла счет времени, заснула, а когда очнулась, поняла, что на дворе новые сутки. Слава богу, воскресенье, на работу не опоздала. Я кое-как умылась и поехала домой, по дороге подготовила речь, которую произнесу перед родителями.

Клавдия обхватила себя руками.

– До сих пор меня трясет, когда вспоминаю тот день. Вошла в дом. Тишина. Странный запах, крайне неприятный. Кошка в ноги кинулась, не мяукает, просто воет. Меня испуг взял, кричу:

– Папа, мама!

Никто не отвечает. В прихожей, в коридоре следы грязи. Я добралась до спальни родителей. А там повсюду на мебели, на полу, стенах, следы засохшего клубничного компота. Да много их. Кровать не застелена, просто одеяло на матрас накинуто, но оно почему-то высоко лежит. И зачем я его сдернула?

Клавдия издала стон.

– Они оказались там. Мертвые, страшные. Ужас! Не дай бог никому такое увидеть!

Дальше ничего не помню. Очнулась в больнице, пришел следователь.

Клавдия приложила ладонь ко лбу.

– Мои последние воспоминания о том дне: я сдергиваю пуховую перинку, под которой папа с мамой и зимой, и летом спали. Потом жуть перед глазами, и опля! Как крышка закрылась. Черно. Уже в клинике следователь рассказал, что мои отец и мать были зарублены топором из нашего сарая. И почти на сто процентов убийца Федор. Его видели во второй половине того страшного дня на станции. Дверь в дом не ломали, хозяин ее сам открыл. В спальне, которая принадлежала Феде, была незастеленная кровать, скомканное белье. На кухне в сушке для посуды – три чистые тарелки, три набора столовых приборов, три бокала. В помойном ведре – пустая бутылка из-под дорогого вина. По словам следователя в форме, дело обстояло так: сын приехал к родителям без агрессивных намерений, семья поужинала, немного выпила, потом все пошли спать. А под утро Федор сошел с ума, зарубил отца с матерью и сбежал.

Клавдия оперлась ладонями о стол.

– Мне пришлось сообщить следователю правду про сундук и скандал, сказать, что дома алкоголь не держали, бутылку определенно привез гость. Потом я узнала, что на дне осталось немного напитка, но его хватило для анализа. Нашли сильное снотворное. Это ведь меняет дело?

Я кивнула:

– Свидетельство преступного умысла. Старшее поколение угостилось, захотело спать и ушло в свою комнату.

– Он их убил, – мрачно сказала Клавдия, – сундук в подземелье оказался пустым. Я надеюсь, что мерзавец сошел с ума от разочарования, когда узнал, что цена жизни родителей – бижутерия, пусть даже и дорогая нынче, но не бесценная, как он рассчитывал.

– Какова судьба вашего брата? – поинтересовалась я.

– Ничего о нем не знаю. Он пропал, – сообщила Клавдия, – милиция его искала, но не нашла. Прописан мерзавец в доме родителей, в Москве он жилья не имел, а я поселилась в квартире, которая ранее принадлежала папе с мамой.