Читать книгу "Усама - Леви Тидхар"

Затем, не обращая внимания на боль, достал сигареты, тряхнул одной рукой пачку, губами подхватил одну выскочившую сигарету, выронив все остальные на пол.

В могильной темноте щелкнула его зажигалка, заплясало крохотное пламя света.

Джо прикурил сигарету, выпустил дым. Задержался на месте, ничего не видя. Потом начал осторожно пробираться вперед, к каменным ступеням и ясной светлой ночи.

Цвет кровоподтека – иссиня-черный

Уличные светофоры бросали жребий по темному асфальту. Окровавленные внутренности, причудливых форм кости животных, гремучие и разбросанные, предсказывали будущее. Над головой облака, звезд нет, луны не видно. И под этими улицами должен идти человек: Джо пробирался по следу внутренностей, по запаху застарелой крови, во рту стоял привкус ржавчины. На поверхности – дышится свежим воздухом. В голове у него: самолеты, врезающиеся в здания, взрывающиеся автобусы, скрежет тормозов останавливающихся поездов – вся целиком сеть общественного транспорта смерти.

Здесь и руке его легче. Он осмотрел ее при свете уличного фонаря и только что не рассмеялся: пуля всего лишь царапнула. Оторвав полоску ткани от рубашки, Джо перевязал рану. Внизу она казалась страшнее. Боль особо не мучила. Что мучило, так это все остальное.

Четверо остались там, внизу. Хочется: выпить. Хочется: звуков, музыки. Хочется: быть в окружении живых. А он вместо этого брел по черно-белому миру. На лицо крест-накрест ложились тени. В ноздрях зловоние крови – до удушья.

На Сент-Жиль-Серкус движения почти нет. Подумалось, будто видит он раскачивающихся древних мертвецов. Площадь Сохо тиха, пустынна, высокие притихшие здания безразлично взирают на нее своими окнами.

Джо закурил новую сигарету, оперся о темное дерево, вслушивался в тишину. Где-то вдалеке – свет, манящий, цвета кровоподтека, иссиня-черный. Там, позади, остались четверо. Туман: на улице, в разуме. Пробирающий до нутра, сладкий до приторности запах. Мужчина в бобровой шапке несет фонарь, освещающий во тьме одного только его. Синий свет поманил: Джо пошел за ним.

По опустевшим улицам. Ночь, она время мертвых, кладбищенская смена. Поезда на путях разбегаются по домам, туманный налет окутывает их. Сияют фонарные колпаки. Есть в тихой ночи передышка – для неугомонных теней, для бездомных и заблудших. По ночам ветры несут живую прохладу, уличные светофоры отмеряют течение лет.

Джо выдохнул дрожащую струйку дыма. Там, позади, остались четверо. Зато тебя там нет. Они разыскивали тебя, разыскивали повсюду. Ты – это хорошо укрытая длань и скальпель, который гарантирован от всякой дрожи, кожа расходится так, что недуг излечивается, неправедное выправляется, а мир в очередной раз направлен на верный путь.

Там, позади, остались четверо. Один человек впереди, всегда впереди. Синий свет манит за собой, недалеко. Джо думает: Бог живет в облаках, похожий на дым, у него длинная серая борода.

Что-то не по себе. Одиночество усиливается в ночное время. Он подумал про долгую арктическую ночь, исландские самоубийства, и его передернуло. Вытащил записную книжку Мо: последняя запись, седьмая страничка, ближе кверху. «Нашел их». Джо извлек ручку и вычеркнул запись.

Свет впереди, словно полицейская телефонная будка, обещает безопасность. Джо не знал, где он, где-то в лабиринте безымянных улочек. С одной стороны грязный книжный магазин, с другой – винный, оба закрыты. Бирки с надписью «Закрыто» покрылись пылью. Закрытая дверь, синий свет над ней обратился в музыкальное обозначение, название под ним как точка в конце длинной фразы: «Блюзовая нота».

Карточка у него в кармане. Девушка – его работодатель. Такая же карточка и в пальто Мо, каракули в его записной книжке. И Джо постучал в дверь.

Беженцы

Решетка на двери сдвинулась. Взгляд ощупывал его изнутри. Джо слышал негромкое звучание джазовой мелодии. Голос из темноты:

– Что вам угодно?

Джо:

– Выпить.

– А я вас знаю?

– Нипочем не должны бы.

И пыхнул дымом в решетку.

Изнутри:

– Твою мать! – вперемешку с кашляющими звуками.

– Собираетесь меня впустить?

– Только для членов. Проваливайте.

Джо припомнилось из записной книжки Мо: «Встретил Р. В БН». И он сказал:

– Мне нужно Рика повидать.

Молчание, вздох. Голос:

– Все приходят к Рику.

Джо – «да чтоб тебя».

Решетка скользнула вбок, сдвигаясь, – дверь открылась. Джо шагнул через порог. За дверью: столики, длинная стойка бара, небольшая сцена. Лампы вполнакала.

Пианист бьет по клавишам. Мелодия знакомая, но название не идет на ум. Стулья вокруг столиков – заняты. В полумраке трудно разглядеть лица.

Голос воплотился в фигуру.

– Некрасиво было с вашей стороны дым мне в лицо пускать. – Лицо большое. Глубоко сидящие глаза. Осуждающе смотрит на Джо сверху вниз: – Я астматик.

Джо:

– Тогда не ту работу выбрали.

Мужчина кашлянул, положил руку Джо на плечо, сжал. Джо разом стиснул зубы.

– Наглый умник никому не по нраву.

– Постараюсь это запомнить.

– Запомни. – Рука отпустила его, шлепнула ладонью по спине, от шлепка Джо пролетел вперед, прямо в зал. – Рик в офисе, скоро спустится. Тем временем возьми себе выпивку: представление вот-вот начнется.

Джо, буркнув: «Спасибо», – направился к бару. За столиками сидели молчаливые фигуры: выпивка, сигареты. Ожидали.

Пассажиры в фойе аэропорта, отправляющиеся в никуда, подумал Джо. Часов в зале не было. Было ощущение, словно бы время остановилось и тут законсервировалось.

За стойкой бара высокий худой мужчина.

– Чем помочь?

– Виски, двойной. Чистый.

– По виду судя, то, что вам нужно.

Джо пропустил это мимо ушей.

– И еще кофе «американо».

Бармен:

– То есть просто черный кофе, так?

Джо, устало:

– Просто принесите, и все. – Он положил наличные на стойку. Бармен не лыком шит – деньги исчезли.

Виски огнем растекся по Джо, словно горящая нефть по поверхности моря. Кофе был черен и горек: та же нефть, маслянистая и темная, получившаяся из разложившихся костей мега фауны, вымершей задолго до того, как родилось человечество.

– Этим пойлом можно машины заправлять, – заметил Джо, кивая на кофе. Бармен ухмыльнулся, выдал с легким русским акцентом:

– Не будем из-за этого ссориться.

Джо пожал плечами, развернулся на своем сиденье, принялся рассматривать публику.