Читать книгу "Сезон мести - Валерий Махов"

О приходе этим этапом Назара администрация знала, но то ли, как обычно, забыли, то ли из воспитательно-профилактических соображений решено было весь этап вместе с вором отправить на «вокзал». Зэки настолько вымотались и обессилели, что рады были куда угодно, только бы поскорее.

Вор в законе Назар — Назаренко Александр Александрович — из прожитых шестидесяти лет тридцать пять отсидел в лагерях. На вид это был довольно-таки бодрый, подтянутый, коротко стриженный, седой человек с очень выразительными чертами лица. Короновали его много лет назад в столице Колымского края, городе-изгое Магадане. Короновали очень известные авторитеты, которые давно уже ушли из жизни. Назар, будучи вором старой закалки, не имел ни семьи, ни квартиры, ни имущества — в общем, ничего, что могло бы тянуть его на волю и чем менты могли бы его шантажировать. В своих просветительских беседах с молодежью он никого не критиковал и никого не хвалил. Он говорил, что есть несколько моделей поведения. Одни окружают себя роскошью, другие живут подобно монахам. И та, и другая модель имеют право на жизнь, лишь бы люди не нарушали нормы христианской нравственности и жили по понятиям.

А жить по понятиям — это значит с пониманием относиться к окружающим, не обижать слабых, помогать тем, кто в этой помощи нуждается, и не допускать беспредела. Сам он жил на съемных квартирах, ел мало, пил умеренно, к наркотикам относился с презрением, постоянных марух не имел. Ездил по городам и весям, налаживал общак, грел тюрьмы и лагеря. Короче, занимался тем, чем и должен, по большому счету, заниматься авторитет, — делом. Единственное, в чем не мог отказать себе Назар, это карман. Он был классным, виртуозным карманником. Невзирая на возраст, руки его по-прежнему были быстрыми, а пальцы чувствительными. Вот из-за этой его страсти он периодически и топтал зону.

В этот раз он спустился «поработать» в час пик в метро, но его срисовали опера, зажали с двух сторон и отвели в милицию. Как только узнали, кто он, составили протокол с фальшивыми терпилами и свидетелями, а затем отправили в суд. А в суде еще быстрее, ведь там судят не по факту совершенного преступления, а за заслуги перед воровским движением. Поэтому сейчас, в ожидании приговора, Назар никаких иллюзий на свой счет не питал. Он точно знал, где проведет ближайшие пять лет.

После того как этап зашел в вонючий и холодный подвал, Назар негромко, но внятно спросил, есть ли в хате люди.

Из дальнего угла, где сидела компания из нескольких человек, раздался молодой нахальный голос:

— А чего тебя, дедушка, люди заинтересовали? Или пенсией поделиться хочешь?

— Я с тобой, гнида трикотажная, могу поделиться только своими анализами. Кто так этап встречает? Или здесь застряли, чтобы за кишки вольнячие да сало этапное подбиться? Ну-ка, выйди на свет, любитель чужих пенсий. Обзовись. Я, например, Назар, а ты кто будешь?

Наступила такая тишина, которой стены «вокзала» не знали с первой побелки.

— Назар, Назар, Назар… — шепотом прокатилось по всей камере.

В этот момент с грохотом открылась кормушка и грубый хриплый голос смотрящего за первым корпусом спросил:

— Братва, Шурик Назар в хате?

— А кто интересуется? — спросил Назар, с кряхтением усаживаясь на крайние свободные нары недалеко от дверей.

— Смотрящий за первым корпусом Толик Зверь, — четко, по-военному отрапортовал смотрящий.

— А что же ты за «вокзалом» не смотришь? «Вокзал» — это лицо любого города. А у тебя на корпусе какая-то помойная яма. Почему не интересуешься, что за люди на «вокзале» промышляют? И чем ты вообще интересуешься?

— Шурик, старший брат, прости великодушно, если что не так, я тут всего неделю. Самого от здешних мест кумарит. Ну да что это мы через кормушку базарим? Я с корпусным доболтался, сейчас хату раскоцают, я тебя до утра к нам в хату заберу, а по сахару обратно сюда заедешь. А пока ты у нас в хате будешь, здесь порядок шныри и зембурыги наведут идеальный.

— Ладно, будь по-твоему, только присмотри, чтобы этап покормили с помазанки чем-то горячим. Люди сутки не евши. Да чаем и курехой гревани, а то у братвы уши попухли, так, что ли, бродяги?

— Так, отец, так. Дай тебе Бог здоровья.

— И вам, бродяги, не хворать. А где этот комсомолец, что пенсиями интересуется?

Из угла на свет вышел здоровый молодой бычок с испуганным лицом и наглыми глазами.

— Дядя Назар, прости. Я рамсы попутал, дядя Назар.

— Я тебе не дядя, а Шурик Назар. А рамсы не ты попутал, а тот, кто тебя уму-разуму учил. Тот, кто внушил тебе, что жить надо по принципу: сила есть — ума не надо. Поэтому на первый раз тебе скащуха, а в следующий спрошу как с понимающего.

Дверь камеры открылась, и дежурный контролер негромко сказал:

— Назаренко Александр Александрович, без вещей на выход.

Назар медленно встал и вышел из камеры. Идти было недолго. Хата смотрящего оказалась напротив.

Назар со Зверем вошли в большую и чистую камеру. Чистую настолько, насколько может быть чистой камера внутреннего сгорания человеческих душ. Пройдя под окно, в отделенный простынями угол, Назар удобно расположился, сев на корточки.

— У знаменитого харьковского вора в законе Васи Коржа, упокой Господи его чистую душу, была такая же привычка. Он мог часами сидеть на корточках, не меняя позы. Он, кстати, один из тех, кто ко мне много лет назад в Магадане подходил. Посмотрим, как и чем живут его земляки.

— Да мы как все. Пайку жуем и горе мыкаем, — раздался старческий голос с верхних нар.

— Кто это там упадочническую философию разводит? Обзовись.

— Это я, Сиплый, Назарка. Мы с тобой в Соликамске в подвале чалились.

Назар просветлел лицом.

— А ну покажись, старик. Я думал, ты уже в аду, чертей за чифирь разводишь.

С верхних нар, кряхтя и охая, слез пожилой, лет шестидесяти пяти, сиделец. Назар встал и обнял Сиплого.

— Что ж это у тебя, смотрящий, уважаемые арестанты сигают, как павианы по пальмам? Цена любому обществу — это его отношение к старости. С каких это пор уважаемые и авторитетные урки на пальмах зависают? Он отсидел вдвое больше, чем ты прожил, и вместо почета и уважения — разряд по альпинизму?! С этой минуты ты, Сиплый, смотреть за корпусом будешь. А ты, Зверь, под ним походишь. Ума-разума наберешься. Что же ты за неделю не разобрался, кто, где и что почем? Мы не чиновники. Нам бюрократию разводить некогда. Чихнул-пыхнул — и на этап. Если «вокзал» уже хавает, то не грех и нам, люди добрые, хлеб-соль отведать. Да коньячком арестантским, чифирем, душу согреть. А пока шныри священнодействуют, приколите, что на централе происходит. Чей верх — наш или мусорской?

— Все тип-топ, Назар. Все по понятиям. Днем менты наворачивают, а ночью мы рулим. Только вот запутка одна вчера вышла. Ты про Беса Харьковского слышал? — спросил Зверь.

— Не только слышал, но и лично знаю. Он бродяга порядочный. Боков за ним не водилось.