Читать книгу "Геморрой, или Двучлен Ньютона - Аль Джали"

– А какая вам на фиг разница, какой из ваших кандидатов пройдет под номером три?

– Ты и вправду не понимаешь? – удивился он.

– Нет, я понимаю, что ни при каких обстоятельствах ни у какого кандидата реальных шансов против того, кто, вестимо, обречен на победу, нет. Ясно, что на завершающем этапе вы сядете за стол переговоров и, после определенного торга, отдадите голоса своего кандидата за пару портфелей. Но все равно, какая на фиг вам разница, кто это будет?!

– Какой на фиг фиг?! Да простой – наш третий в игре. Он знает свою роль и по нотам ее отрабатывает. А твой кретин – неуправляемый! Читал, что он наговорил сегодня в газете?

– В какой газете? – подпрыгнул я. – Мы этого не обговаривали.

– То-то! – усмехнулся Карлыч. – Видишь, он и от твоих рук отбился. Вошел в роль чревовещателя.

– Пророка, – механически поправил я, просматривая статью, в которую Карлыч ткнул пальцем.

– Одна хрень, – резюмировал Карлыч и потопал к двери, бросив малоутешительное: – Хочешь сохранить зубы, откуси этому гаду язык.

Он вышел, оставив меня в унынии. Минут через пять в кабинет просочились мои предатели.

– Ну что, брутья, нет-нет, это не опечатка! Не братья, а именно брутья, сиречь, копипасты печально известного Брута. Что будете лопотать в свое оправдание?

Степка подошел ко мне и молча показал месседж с номера Карлыча: «Если уберетесь, у него будет шанс выжить».

– Ясно, – вздохнул я, – объявляю амнистию. Теперь слушайте. Надо придумать вменяемый ход, чтобы вывести АнАна из игры. Молчать! Операция суперсекретная. Дело в том, что у него на нервной почве поехала крыша. Это медицинский диагноз, а не метафора. Парня просто надо спасать, но так, чтобы сохранить лицо. Бонус от начальства гарантирован. Давайте-ка свалим в боулинг, авось что и придумаем.

К сожалению, мы так ничего и не придумали. К вечеру я позвонил АнАну, поинтересовался, почему он без меня пиарится. Попытался объяснить, что СМИ – это Скрытая Минная Инстанция. Без сапера – никак. А я и есть его сапер. Похоже, он слушал меня вполуха. Кажется, и Дед был прав, и Карлыч – АнАна заклинило. Он поверил в себя! Вот уж идиот так идиот! Я опять вспомнил Тараса Бульбу, прикидывая, как применить его знаменитое: «Я тебя породил, я тебя и убью». Для этого, как минимум, надо было встретиться. Мы условились на вечер в тихом и неприметном баре. Поначалу казалось, что ничего не изменилось, – он слушал меня внимательно, перебивая разве что для уточнений каких-то деталей. Я был очень осторожен и корректен. А потом к АнАну стали подходить – его узнавали, задавали вопросы, спорили. Я понял, что совершил ошибку, пригласив его в публичное место. Понял я и другое: во-первых, он действительно становился популярным, во-вторых, он, кажется, оседлал звездную волну. И вот парадокс – вроде он говорил со мной как в начале нашей встречи, но что-то неуловимое изменилось, изменились акценты. Пожалуй, впервые в жизни я почувствовал себя в роли Элис Крейтон. АнАн перетянул главную роль на себя. В его глазах сквозило ироническое торжество.

Я понял, что продолжать диалог бессмысленно, и, попросив счет, спросил:

– Вы смотрели фильм «Адвокат дьявола»? – Он кивнул. – «Тщеславие – мой любимый грех», – помните? – В его глазах вспыхнул гнев. Я улыбнулся и вышел. Мне было ясно, что играть придется не в паре с АнАном, а против него. Я даже малость взгрустнул, а потом подумал, что с меня взятки гладки, фиг с ними со всеми, никто из них не стоит гибели моих нервных окончаний. На войне как на войне!

Развелось бонапартов…

Я отправился к Элис, причем без звонка. Она могла и не впустить меня, увидев мой фейс в домофоне. Тем более что я кривлялся. Но она впустила. Я поднялся и вошел в заранее открытую дверь. Как только я приземлился в кресло, зазвонил ее мобильник.

– Да, – сказала она, – вы выиграли, он пришел. Да, слышит.

– Передай привет Карлычу, – сказал я, чтобы не выглядеть как последний дурак. Она передала, присовокупив, что я, мол, сам догадался. Положила трубку и села напротив.

– На что спорили? – игриво поинтересовался я и сам же ответил: – Хотя, судя по твоему высокому постельному рейтингу – кстати, оба шефа в этом солидарны, – можно особо не фантазировать.

Как пишут в романах, на ее лице не дрогнул ни один мускул. Тем не менее я решил, что этой оплеухи ей достаточно. И поделом – за предательство надо платить. А что касается секса, так с кем не бывает. Словом, я вздохнул и продолжил:

– Ладно, помахали шашками, и хватит. Нас теперь не постель связывает, а саван. Карлыч грозился урыть нас. Меня – за то, что сделал из АнАна человека, тебя – за то, что ты не добилась в постели того, что они от тебя ждали. – Я, конечно, соврал, приплетя и ее к Голгофе, но так было нужно. Фактически, применил тот прием, что удачно сказался на моих отношениях со Степкой. В тот раз исход был удачным, мы стали друзьями. Сейчас… на кой мне дружба с женщиной, тем более что у нас секс?! Потому я легко продолжил: – Теперь мы с тобой как два сперматозоида в дырявом презервативе. Не подсуетимся – не прорвемся. Так что стоит объявить великое перемирие. Как считаешь?

Она кивнула, и мы… отправились в спальню. Нет ничего вернее, чем договор, скрепленный сексом. Мы поклялись на использованном презервативе не кидать друг друга. Разумеется, не на всю жизнь, а на период борьбы с общим врагом.

Потом, довольные друг другом, сели пить кофе и вырабатывать стратегию. Я наконец понял, что меня во всей этой истории смущало, и спросил Элис:

– Слушай, а на что они купили АнАна? Если он не был заражен жаждой лидерства, а он не был, если его не особо волнуют деньги, а они не волнуют, то какое же предложение было сделано ему, что он не смог отказаться?

Она ответила, что ее не посвящали в это, да ей и не нужно было, она ведь работала на номер три. Выглядело убедительно, но я сказал, что, пока не найдем ответ на этот вопрос, не поймем, как действовать. Надо размотать клубок, чтобы сделать удавку. Элис посоветовала мне самому подъехать с этим к шефам, потому что, если она спросит, они догадаются о нашем сепаратном сговоре. Я подумал, что это логично, но мне не понравилось, как ловко она уходит от ответственности.

И тут я сделал то, к чему сам не был готов:

– Элис, – задумчиво спросил я, – ты бы вышла за меня замуж? – Я нарочно спросил, когда она стояла спиной ко мне, чтобы она автоматически не скорректировала мимику. И это сработало! Она захлопала ресницами и напряглась. Всего на секунду! Но ведь я увидел это в ублюдочном чуде дизайна, инкрустированном осколками зеркала, очевидно, кроме своего функционального предназначения – светильник, – имевшего по замыслу автора какой-нибудь экзистенциальный смысл. Я простил этому дураку его безвкусие, пытающееся оправдать себя чем-то большим. Не оборачиваясь, Элис, как и пристало женщине, ответила вопросом:

Я многое знаю о твоей матери, но ты не из тех, кого комплексы заставляют мстить каждой юбке. Скорее, как только ты прочел об этом, решил никогда так не поступать. Ты ведь совсем не из тех, кто «так же, как все». Или я ошибаюсь?