Читать книгу "Русская сила графа Соколова - Валентин Лавров"

Когда проезжал мимо букинистической лавки на Моховой, страсть к книжным редкостям взяла свое. Сыщик решил на мгновение заглянуть в это царство древних раритетов.

Антикварий Фадеев был счастлив:

— Любимому покупателю — нижайшее почтение! Вот редкость — «Избавление из темницы»…

Запретная зона

Шифровка

Сыщик прибыл в так хорошо знакомый ему по старой службе дом под номером 5, что в Большом Гнездниковском. В сыскной полиции в этот ночной час было пустынно. Кроме самого начальника, внизу сидели лишь солдат с ружьем да дежурный офицер.

Кошко положил перед Соколовым замусоленную, вырванную из гимназической тетради по арифметике четвертушку бумаги. С пренебрежением произнес:

— Зря хлопочешь, Аполлинарий Николаевич! Уверен, что с нетрезвых глаз лакей накалякал тут бессмыслицу.

Соколов осторожно разгладил бумагу. Четко по строке было написано:

3v. Iv. I, вv. 3. вv. К. вд. Л. iv.

Гений сыска весело взглянул на Кошко:

— Ты, Аркадий Францевич, всерьез считаешь, что эти записи — баловство психа?

На этот раз Кошко уклончиво ответил:

— Я не исключаю и такого варианта. Соколов твердо заявил:

— Это, уверен, шифровка, но, кажется, самая примитивная.

Кошко деловито предложил:

— Давай срочно отправим ее в военную разведку. Заодно скинем с плеч дело по расследованию двойного убийства, пусть ими занимается Генштаб.

Соколов удивленно поднял бровь:

— А для чего я столько усилий потратил, гоняясь за Калугиным? Чтобы помогать кому-то выслужиться?

Кошко, умный человек, тут же нашелся:

— Дело общее, а Генеральному штабу это на руку.

Соколов заметил:

— У них служит знаменитый старик шифровальщик Зыбин. Про него легенды рассказывают — самый хитрый шифр играючи разоблачает. Как-то откопали невероятную редкость — доисторическую каменную плиту с неизвестными письменами. Ученые бились, бились, прочитать не могут. Обратились к Зыбину — расшифровал, герой!

После многозначительной паузы Кошко кивнул:

— Согласен, дело оставлю за нами, если ты шараду… разгадаешь, — и добавил, лукаво глядя на Соколова: — Тем более что, по твоему мнению, Аполлинарий Николаевич, шифровка не шибко трудная.

— Не трудней, чем надписи на древней плите!

Дорогой дальнею

Соколов минут пять безотрывно глядел на запись. За сыщиком с легкой улыбкой наблюдал Кошко, тишину, впрочем, не нарушая.

Наконец шумно выдохнув, Соколов громко сказал:

— Я решил задачу. Это действительно нехитрый шифровальный способ. Я в детстве развлекался тем, что вместо текста писал цифры, соответствующие порядковому номеру буквы в алфавите. А здесь то же самое, но наоборот — буквами зашифрованы цифры. Прописные буквы — часы, строчные — минуты. Цифра «О» обозначена ижицей — последней буквой алфавита. Бери, командир, карандаш, записывай: «Восемь ноль, точка. Десять ноль, точка. Десять тридцать, точка». Далее цифры подчеркнуты: «Восемь двадцать, точка. Одиннадцать тридцать пять, точка. Двенадцать десять, точка». Все! — И Соколов весело рассмеялся: — Ну и шифр! Жаль, что ты не успел отнести его в разведку, вот хохоту было бы!

— Так что это? Новая шифровка?

— Всего лишь расписание поездов Москва — Петербург. Подчеркнутое — время отправления вечерних поездов.

Кошко снял с полки пухлый том небольшого формата в бордовой обложке — «Официальный указатель железнодорожных сообщений на зиму 1913/14 г.». Затем открыл страницу 100, всплеснул руками:

— И впрямь совпадает, точка в точку!

— Мог бы и не утруждаться. Мы оба знаем это расписание назубок, потому как часто наведываемся в Северную столицу. А лакей Калугин его не знает. Когда собрался бежать туда, загодя выписал его из справочника.

Кошко задумчиво подергал аккуратно подстриженную бородку:

— Любопытно другое: почему ресторанный лакей занялся шифровкой? Детство золотое вспомнил, когда забавлялся подобными штучками?

— А может, привычка выработалась к шифровкам?

— Логично! И не случайно Калугина интересует именно Петербург. Там живет его мать. Мы тут тоже время попусту не тратили, вот ее адрес: Саперный переулок, дом номер пять, Калугина Матильда Рудольфовна. Дали телеграмму, чтобы за этим домом установили слежку. Если появится Калугин, я приказал его арестовать.

— В соседнем доме приходилось мне бывать — у знаменитого балетмейстера Мариуса Ивановича Петипа, царствие ему небесное. Ну что, мне как раз пора в Петербург. Ты, Аркадий Францевич, кажется, тоже призван туда же на празднование столетия Лейпцигской битвы?

— Да, государь почтил меня приглашением. Замечательный праздник! Эта битва и разгром Наполеона решили победоносный исход войны. Русские проявили себя героями. Сегодня и отправимся?

— Пора! Весьма в удобный для нас город бежал преступник — как по заказу. Отправь телеграмму в петербургский сыск. Пусть к нашему приезду коллеги подарок приготовят — возьмут под арест Калугина.

Кошко улыбнулся:

— Спасибо за великодушное разрешение! Я тоже полагаю, пусть лучше питерские возьмут его, чем ты, Аполлинарий Николаевич, — задержанный целее будет. Ну что, я пошлю на вокзал за билетами? На какой поезд взять?

Соколов шутливо ответил:

— На тот, что отправляется в одиннадцать тридцать пять, точка.

Кошко весело расхохотался.

Соколов мудро заметил:

— Хохотать будешь, когда Калугина за решетку посадим. А сейчас рано… Этот тип не так прост, как на первый взгляд кажется.

И гений сыска оказался прав.

«Черный кабинет»

Январь 1914 года начался оттепелью, порой даже шли дожди. Потом вдруг ударили морозы, покрыв прочным настом дороги.

Соколов не стал садиться в сани. Верный привычке, он быстрым шагом направился к Николаевскому вокзалу вниз по Каланчевке.

Справа в высоком небе стыла яркая фосфорическая луна. Резкий ветерок порой ожигал нос и щеки. Улицы были пустынны. Обыватели мирно спали в теплых постелях, а театральный разъезд еще не начался. Даже дворники попрятались по своим хибарам. Лишь неутомимые труженики — московские городовые, — кутаясь в бараньи шубы и притоптывая валенками, доблестно мерзли на своих постах.

На вокзале была обычная радостно-тревожная суета, которая каждый раз возникает при отъезде. Мраморные полы сияли чистотой, зеркала отражали богатую публику зала первого класса, возле буфета была обычная толчея, а двери в ресторан то и дело открывались, впуская-выпуская посетителей.