Читать книгу "Числа. Хаос - Рейчел Уорд"

— Ой, мамочки!

И тут все прекращается. Не успев толком начаться. Никакого движения, никакой вибрации, все как обычно. Прохожие понемногу встают на ноги.

— Что это было?

— Ну дела…

Никто не кричит, слышен только нервный смех. Никто не пострадал. Чуть-чуть дрогнуло, и все. Обошлось. Будет о чем рассказать дома.

Я поднимаюсь не сразу, дышу медленно, вдох выдох, вдох-выдох, пока не убеждаюсь, что пришел в норму. Тогда я встаю и оглядываюсь. Как будто ничего и не было — дома целы, окна не потрескались, вывески не попадали. Все кругом живы-здоровы, испуганы, но не в панике.

Никуда не иду, пока Оксфорд-стрит не становится как была. Сердце так и бухает, все тело в мурашках.

Вот оно. Вот как это начинается.

Надо было вспомнить о бабуле: подумать, ощутила ли она это в своем Килбурне, проснулась ли. Да только не бабуля у меня в голове. Девушка, чьи сны начали сбываться. Если она чувствовала то же самое, что и я, значит, ей так же страшно.

Сара

Не понимаю, куда податься. Дождь хлещет так, что я плохо соображаю. Надо спасать Мию от дождя, это ясно, вот я и прихожу сюда, в туннель. Какая-никакая, а крыша над головой, и вообще я успела тут обжиться: я же проторчала здесь уйму времени. Но когда я туда прихожу, то словно переношусь в прошлое. В туннеле стало светлее, просторнее — и вдруг я понимаю, в чем дело: кто-то закрасил мою картину. Вся стена из конца в конец туннеля белая. И пахнет краской, как будто это сделали совсем недавно.

Все, это больше не мой туннель. Обычный подземный переход под железной дорогой — место как место, никакое. Мне здесь не нравится: а куда еще пойти? Можно хотя бы посидеть минут десять, собраться с мыслями. А потом десять минут превращаются в двадцать, Мию пора кормить, вот я и разбиваю лагерь: сижу на пакете со шмотками, привалясь спиной к стене. Не верится, что все кончилось — моя жизнь у Винни. До сих пор я не понимала, как много это значит. Дом. Первый дом для Мии.

Здесь не спрячешься, наоборот, а пока я кормлю Мию, деться мне некуда. Легкая мишень. Постоянно смотрю то в один конец туннеля, то в другой — не появится ли машина, не появится ли человек. Ну увижу я кого-нибудь — и что? Бежать-то мне некуда.

Смотрю вниз, на Мию. Она в стеганом комбинезоне. Голову ей я прикрыла своей курткой, ножки торчат наружу. Тихонько потирает их одну о другую. Сюда ей и ввели чип, в левую пятку. Там он и сидит, невидимый, безмолвный, такой крошечный, что прошел сквозь иглу шприца. Мне становится нехорошо при одной мысли о том, что в тельце моего ребенка сидит эта штуковина, живая и деятельная штуковина, которая постоянно сигналит Этим Людям, сволочам, которые сделали с Мией такое. Теперь они могут выследить нас, где-то, в каком-то кабинете, и Лондоне, в Дели, в Гонконге Мия станет точкой на чьем-то экране.

Нас обязательно найдут, это вопрос времени. А потом? Поселят где-нибудь еще? Отправят домой? Разлучат?!

Не надо было тогда возить ее в больницу. Ей бы тогда не вживили эту дрянь, и мы могли бы исчезнуть. Был бы хоть какой-то шанс.

Если бы у нее не было чипа.

Он наверняка под самой кожей. У меня в косметичке были ножницы…

Мия на секунду перестает сосать — переводит дух. Рука высовывается из-под моей куртки, крошечные розовые пальчики нащупывают, за что бы подержаться. Кожа у нее такая тоненькая, прямо прозрачная. Как я могла даже подумать, чтобы разрезать ее, ковыряться внутри — все ради этого чертова чипа? Чем я лучше Их? Ну я и гадина.

Прикрываю ее курткой и прижимаю к себе.

Прости меня, прости. Я никогда не сделаю тебе больно и не отдам тебя никому, Мия. Никогда.

Ветер взметает мусор, он летит по туннелю, шуршит по гравию и кирпичу. Гляжу, как скачет ко мне какая-то обертка от шоколадки. Потом смотрю вдаль. Там кто-то есть.

Адам

Там кто-то есть. На земле в туннеле. Туннель побелили, картину, кошмар, дату — все замазали. Там по-прежнему темновато, но я сразу вижу — это она. Сара.

Я ходил к ее дому. Нет, не собирался ни стучать в дверь, ничего такого. Не знаю, что я собирался делать, — может, просто подождать, — не знаю. В общем, дошел я только до угла, потому что там стоял микроавтобус и три полицейские машины. Господи. Нагрянули они именно к Саре: я видел, как уводили этого ее тощего другана — руки в наручниках за спиной. Я юркнул в тень подобру-поздорову. Только полиции мне не хватало, зато теперь я не знаю, арестовали Сару тоже или нет.

Побродил немного кругом и, понятное дело, зарулил в туннель. Куда мне было еще податься, а она, оказывается, тут. В последний раз, когда я ее видел, она обозвала меня отморозком. В последний раз, когда мы встретились здесь, зафинтилила мне камнем по башке. Надо бы мне повернуться и уйти, а я не могу. Не могу я без нее. Иду к ней, медленно, но не останавливаясь, пусть у нее будет время увидеть меня, время уйти, если она захочет. А она никуда не уходит. Сидит себе на месте, и я дохожу до нее.

Как-то это неудобно — я стою, она сидит, — поэтому я присаживаюсь на корточки в сторонке. Она прижимает к себе дочку, и тут меня как стукнуло: она ее кормит! Ничего не видно, просто ребеночек, прикрытый курткой, но меня все равно бросает в жар, и я багровею от смущения.

Сара смотрит под ноги, капюшон надвинут на лицо. Хочу, чтобы она посмотрела на меня. Хочу еще раз увидеть ее число. Мне бы еще разок это почувствовать…

— Сара… — говорю.

Она так и смотрит под ноги. Притворяется, будто меня тут нет. Вижу по ее позе, я же не идиот. Она хочет, чтобы я ушел. А я не уйду. Не могу.

— Сара, это я.

Никакой реакции.

— Я видел твой дом и полицию.

Ничего. Не знаю, что еще сказать. Ляпаю первое, что приходит в голову, не успев подумать.

— Ты почувствовала? Ну, землетрясение? Тут она поднимает голову — и от ее числа меня накрывает знакомая теплая волна. Вид у Сары удивленный.

— Какое еще землетрясение?

— Ну, земля задрожала — час назад примерно. Я был на Оксфорд-стрит. Все попадали, а потом только смеялись, как будто ничего не случилось, а на самом деле случилось.

— Я ничего не почувствовала. Час назад я была здесь. Ничего не заметила.

— Я не сочиняю.

— Я этого не говорила.

Колючая. Это-то понятно, но она еще и несчастная какая-то. Надо до нее достучаться. Надо пробить ее барьеры.

— Что стряслось? — спрашиваю. — Что с тобой стряслось?

Она опять смотрит под ноги, но хотя бы разговаривает, и на том спасибо.

— Ко мне пришли из социальной службы. Они меня засекли.

— Во блин.

— Все еще хуже, Адам. Они заберут ее у меня. А у меня, кроме нее, никого нет.