Читать книгу "Пророк Темного мира - Сергей Волков"

Остовы зданий тонули в крапивном море. Высоченная, заматерелая к осени крапива была повсюду. Уже битая ночными заморозками, она потемнела, опустив к земле большие зубчатые листья. Толстая дернина, наросшая поверх асфальта, питала эти заросли соками. Ковырнув носком сапожка слой палых листьев, Тамара брезгливо отдернула ногу — в жирной земле копошились черви, разлагающие отжившую лиственную плоть, обращая ее в гумус.

Солнце опустилось к изломанному горизонту, ветер нагнал облака, захолодало. Тамара по силуэтам осевших домов пыталась понять, гДе они сейчас находятся. Получалось, что прошли станцию метро «Авиамоторная» и подходят к перекрестку шоссе Энтузиастов с проспектом Буденного. На душе у девушки после шока, который она пережила в самом начале пути, поселилось умиротворенное спокойствие. Мертвый город больше не пугал ее, не надрывал сердце. Прав был сын Давидов Экклезиаст, царь Иерусалимский: «Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: „Смотри, вот это новое“; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после».

Две вещи волновали теперь Тамару — как понять, что здесь произошло, и как вернуться домой? Но волнение это было далеким, фоновым, как сказали бы ее коллеги из Управления Т. Она уже поняла — в этом мире нужно жить сегодняшним днем, не загадывая далеко вперед, а вопросы решать по мере их возникновения. Сейчас их целью была Хозяйка Круглого дома, до которого еще нужно суметь добраться.

Бойша закричал, когда по левую руку от путников взметнулись в вечернее небо багряные вершины Измайловского парка, превратившегося в непролазный буреломный лес. Итер ушел довольно далеко вперед, выискивая приметы, указывающие на тропинку к Круглому дому. Теперь он сломя голову несся обратно, размахивая автоматом, и надрывался от крика:

— Прячьтесь! Туда, в утесы! Уходите в утесы!!

Сообразив, что утесами Бойша именует городские развалины, Тамара, а следом за ней и незнать вломились в крапивную чащу. Итер догнал их чуть погодя. Он был бледен, губы дрожали.

— Дурень! — обругал он себя, едва путники втиснулись под своды какого-то разрушенного здания. — Выперся на чистоход, как козел по весне!

— Что случилось? — не поняла Тамара.

— Клювачи! Целый выводок. Высоко кружили, можа, и не заметили.

— Птицы?

— Смерть крылатая, — содрогнувшись, ответил итер.

Вновь пришлось пробираться через руины, избегая открытых пространств, и пересекать проплешины между домами бегом.

— Счас свечереет — и хана нам. Ночью тут и часу не прожить. Раступа я. Безумок, — корил себя Бойша. Мыря только похмыкивал, пряча в бороде улыбку. Когда молодой итер в очередной раз принялся браниться, Тамара не выдержала:

— Перестань, пожалуйста! Завел бодягу — тошно слушать.

Бойша удивленно посмотрел на девушку, но нытье прекратил.

Тропы все не было. Начало смеркаться, в небе зажглась облачная гарь.

— Если нам дальше к востоку надо, может, через метро попробовать? — предложила Тамара.

— Метро? — не понял итер.

— Ну, подземелья такие, по ним раньше поезда… железные повозки ходили. Неужели не знаешь?

— Какие подземелья? — Бойша постучал себя по голове согнутым пальцем. — Вода там. По самое горлышко все затоплено.

«А ведь и верно, — смекнула Тамара. — Грунтовые воды в случае остановки насосов в момент затопят все подземные коммуникации. Стало быть, все эти наши книги и фильмы о жизни людей после ядерной войны в системе метро основаны на весьма зыбком, и в прямом, и в переносном смысле, фундаменте».

— Еще час — и на ночлег встанем, — вдруг сказал, даже не сказал — распорядился молчавший от самой Красной осыпи Мыря. — Инда и впрямь туго придется.

Итер вскинулся, хотел, видимо, что-то возразить, но вместо этого Радостно хлопнул ладонью по прикладу автомата:

— Тропа! Вот она, родимая, куда упетлялась!

И Тамара увидела, что между груд обросшего мхом мусора, между Жестковыйного, колючего дурнотравья, между серых выкрошившихся стен и впрямь вьется дорожка, обросшая обычной тимофеевкой да Мятликом. Среди мрачных развалин она будто бы светилась мягким зеленым светом, манила, звала в далекие и наверняка счастливые далека.

— Добрые чары, — принюхался Мыря. — Добрые — и знакомые, что ль?..

Наверное, здесь и впрямь было какое-то колдовство. Залишаенный, переломанный древопадом, пересыпанный каменным прахом, бурьяном проросший, утонувший во мхах древний город у жилища кликуши вдруг словно сбросил с себя груз столетий, поднялся в полный рост, стряхнув с бетонных плеч сор и мерзость запустения.

Дома стояли под крышами, в окнах поблескивали грязные, но целые стекла. Крапивы стало меньше, да и была она тут пониже да пожиже. Исчезли заросли кустов, деревья высились стройные, с полными, живыми кронами. В воздухе разносилось гудение шмелей, и, глянув под ноги, Тамара увидела розовые цветы клевера, усыпавшие все вокруг.

Сам Круглый дом, бывший, видимо, во время оно каким-то торговым центром, возвышался на открытой лужайке, когда-то наверняка заасфальтированной. Окна нижних этажей оказались заложены кирпичом, над плоской крышей вился дымок. Из открытой двери навстречу путникам вышла… кошка. Обыкновенная трехцветная мурка с разорванным ухом и бабочкой усов вокруг лукавой морды.

— Кис-кис-кис! — позвала кошку Тамара. Та, услышав чужой голос, сердито натрющила губы и проворно юркнула за дверь.

— Тяжелая она, — пояснил Мыря. — Никого, кроме хозяйки, не подпустит.

И тут до их слуха долетели слова, сказанные, казалось, не громко, но эхом отозвавшиеся по всей лужайке:

— Поднимайтесь. Время дорого. И дверь заприте.

…Таких старых людей Тамара не видела никогда. Истончившаяся до прозрачности кожа, кисея бесцветных волос на голом черепе, покрытом проплешинами. Бугры суставов на скрюченных веточках пальцев, синие ногти, согнутые, каменные. Глаза, ушедшие во впадины черепа, как улитки в раковины. Лицо из одних морщин, крюком нависший над темным провалом безгубого рта нос.

Одежда старухи тоже была старой, ветхой. Рыжая шубейка с вытертым на локтях мехом, темно-зеленая долгая юбка, войлочные опорки на ногах. Хозяйка Круглого дома сидела на низенькой скамеечке посреди светлого зала, пустого и невозможно чистого после заросшего по самую маковку грязью города, а вокруг нее расхаживали, терлись о ноги, сидели, лежали не менее десятка кошек. Пахло странно — глаженым бельем и почему-то земляникой.

Бойша низко, в пояс, поклонился, Тамара тоже склонила голову перед кликушей. Старуха молчала, рассматривая гостей. Мыря подтолкнул своих оробевших спутников, вышел на средину зала. Некоторое время они с хозяйкой буравили друг друга взглядами, наконец незнать произнес свое любимое: