Читать книгу "Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко"

с синим небом и паутинками, а в Южном полушарии сейчас наступает благословенная весна. Хочу проверить и некоторые из интересных гипотез о движении нефти в земной коре, моих и чужих. Дома не высижу, надо, надо ехать, куда-то нестись, куда-то лететь. И я этому вновь очень рада, как перелётная птица, взбулгаченная предстоящим отлётом.

Лично тебе, Борис, я хотела бы сообщить очень немногое из того, о чём мне думалось. Ты, вижу, почти не изменился. Всё такой же молчаливый и сосредоточенный на своём. Наверное, я чувствовала бы себя счастливой, если бы любящий человек рядом со мной в рот бы мне глядел. Постоянно и с восторгом. И был счастлив этим. Хорошо бы, если б он и ездил всегда со мной в экспедиции. Ты же бредил самолётами и полётами. Ты такой же эгоистичный, как я, и тоже хочешь, чтобы всё беспрестанно крутилось вокруг тебя, всё способствовало тебе, твоим устремлениям.

Серёжа прекрасно вырос без меня. Со мной ему это было бы намного труднее. Я не стала переламывать о колено ни тебя, ни его. Потому что поняла, что мне самой себя не переделать. Иначе я перестану быть собой. Такая уж я есть, бездомовная. Мечтаю в одиночку сплавиться по Индигирке или Амгуэме, испытать себя, как легендарный геолог Олег Куваев, хоть вряд ли когда напишу такой мощный роман об открытии богатейшего золота, как его «Территория». Литературного дара у меня точно нет. Я пишу другое, и о другом. Знай, что кандидатская диссертация моя по нефти остаётся на прежней моей… Нет, на твоей фамилии — её автор Густова Полина Глебовна. Это действительно честно. Потому что там есть доля и твоего личного участия, незабвенных Кирилла Михайловича, Надежды Александровны. Я не могу предать дорогую память о них. Вы все мне помогали, брали на себя мою домашнюю работу, освобождали мне время, заботились о моём сыне. В моём сыне и их кровь, я знаю и помню. Да, с сыном помогает снова твой брат. Дядя Ваня, наш милый, терпеливый, добрый, бедный, раненый в тело, сердце и душу, стойкий, непревзойдённый Ваня. Следующую диссертацию, докторскую, пишет уже снова одинокая Полина Глебовна Рой. Мой удел, моё призвание.

Думала я и о тебе. Знаю, что ты не любишь непрошеных советов. Но не век же тебе оставаться тоже одиноким. Не подумай, что водружаю на твою отчаянную голову какой-то венец безбрачия. Но, в самом-то деле, на ком же тебе жениться? Этого я не знаю. Знаю лишь о тех, на ком жениться лично тебе не стоило бы, поскольку хорошо знаю тебя. Это не актриса, которая вбирает в себя всё отовсюду, чтобы выдать потом своим мастерством оглушительные залпы со сцены алчущей эмоций зрительской ораве, а дома она то необъяснимо взвинчена, то до донышка пуста, и сама непрерывно нуждается в понимании, почитании, восхищении и бытовом, хотя бы, за собой уходе. Не певица или музыкантша, она изведёт окружающих распеванием, ежедневными гаммами и экзерсисами. Не нищая училка, которую на словах все любят и уважают, а на деле не нужная никому, потому что не имеет возможности правильно воспитать хотя бы собственных детей. Не вороватая простодушная работница общепита, которая станет кормить тебя вынесенными из столовой котлетами из хлеба с запахом мяса. О, и не врач, тонущий в чужих проблемах и болезнях, и с ними идущий с работы домой. Тем более, не геологиня, такая, как я, которая, как её ни ласкай, а она всё в лес и поле смотрит и в благоустроенной квартире грезит о ночлеге в палатке. В идеале, и не только немецком: кюхе, киндер, кирхе. Жена должна всегда быть дома, а вне дома только при муже, на пристёгнутой к нему и себе цепочке, и ни-ни даже глазками!

Но что-то я не увидела вокруг себя, как ни смотрела, живого образа свободной русской женщины, воспетого поэтами и придуманного всей классической литературой, театром, кино и телевидением!

Ловлю себя и на том, что и в Городе, и в Москве, и в этом посёлке — повсюду — оказываюсь чуждым вкраплением, настолько всё, что построено за последние двадцать лет, оказывается не родное, чуждое, не русское, не справедливое, не моё. Народ выживает не благодаря, а вопреки проводимой государством политике — нужно ли ему такое государство? Взаимно не принимая, хочу отсюда в пампасы, в пампасы!..

Я, скорее, поверю в духов гор, лесов, озёр, ущелий, рек, среди которых проходит моя жизнь и от них зависит, чем бреду Карла Маркса о противостоянии капиталиста, владельца, и пролетария, работника того же производства, которое кормит их обоих, в котором оба кровно заинтересованы.

О! Нашла! Идеал — женственная, но при этом стальная, наполовину русская, крепость Изольда! Он для неё вожделенный, милостиво снисходящий кумир, предмет поклонения, почти божество, окружающие её уважают, от неё зависящие до беспамятства боятся утратить благословенную зависимость. Найди себе женщину, ей подобную. Ты всегда был сильным. За либерастического европейского хлюпика, мечтающего не снимать фартук домохозяйки, о модной губной помаде и новых колготках, я бы замуж не вышла. Живи, как можешь, Борис. Больше и сказать тебе нечего.

Кажется, тебя Ваня зовёт… Вон, он идёт от своего дома. Да, Боря, подойди-ка к нему. И кто-то едет со стороны шоссе. Да это пылят две машины! Но почему две, а не одна, ведь здесь, в посёлке, уже без охраны! Похоже, обе сворачивают к нам. Всё ли в порядке? Почему их пропустили?!

Борис махнул рукой старшему брату и направился к подъездной дорожке. С усадьбы, сквозь сетчатую ограду, из-под кустов малины, с интересом принялся отслеживать происходящее матёрый рыжий, нет, больше, конечно, персиковый кот Хакер.

К Полине подошёл Иван Кириллович, поздоровался и взял её под руку. Вместе они стали наблюдать за двумя приближающимися внедорожниками. Иван почувствовал, что Полину сотрясает дрожь. Прижал к себе плотнее её руку: «Ну, ну, спокойнее, Линка, не трясись, здесь ведь не Африка». Машины остановились, подъехав к Борису. Из первой выбрался Джеймс Миддлуотер, подошёл и обнял Бориса. Джеймс начал седеть по вискам и подстригся очень коротко. Его дочери Элис в ярко-красной лыжной куртке и жене Диане в лёгком расстёгнутом дорожном пыльнике дверь предупредительно открыл блондинистый водитель.

Полина с изумлением, а Иван с усмешкой увидели книксен Дианы перед Борисом:

— Your imperial Highness (Ваше императорское высочество)…

Полина и Иван переглянулись, Иван улыбался. С ещё большим удивлением Полина встретила появление из второй машины, с ассирийцем, темноволосым личным водителем самого Ивана, долговязого сутуловатого мужчины азиатской наружности, который принял на