Читать книгу "Поколение А - Дуглас Коупленд"

ДИАНА

Приехала на Хайда Гваии через несколько часов после Сержа с Жюльеном. Очевидно, что именно Серж был инициатором всего проекта, и именно с его подачи нас тогда поместили в те нейтральные палаты с полной изоляцией от внешнего мира – и тогда это казалось вполне нормальным. И вообще, он такой привлекательный, и мы поселились на острове, и… заеби меня до смерти, Джонни Браво. А вот Жюльен не произвел на меня впечатления. Впрочем, как и я – на него. Надоедливый малолетний мудилка.

– Очень рад познакомиться, Диана.

Он говорил с характерным европейским акцентом и был одет явно не по погоде. Остров встретил нас хмурыми тучами и проливным дождем. Мы забрались в древний пикап времен Картера. Серж сел за руль.

– Ты бы хоть научился нормально одеваться, дубина. И тебя выбрали пчелы?

– Да, они меня выбрали.

Мы подъехали к месту, где был обнаружен последний активный пчелиный рой. Сейчас оно получило статус мирового наследия ЮНЕСКО. Оно располагалось в болотистой местности на северном побережье, к югу от реки Санган, где корни хвойных деревьев тонут во влажном торфяном грунте. Ученые и всякие доморощенные шаманы давно растащили все камни и комья земли.

Этот странно безжизненный круг располагался внутри ландшафта, напоминавшего размокший бисквитный торт толщиной футов в шесть. Серж сказал, что лес, окружающий это место, известен самой высокой в мире плотностью живых организмов на квадратный фут, и в это было нетрудно поверить. Лес буквально кишел и хлюпал самыми разными формами жизни, которые были везде – сверху, снизу, со всех сторон. Мне казалось, я слышу, как растут и дышат деревья.

Для меня встреча с природой была не в новинку. В отличие от Жюльена, который, похоже, родился в зале игровых автоматов. Посреди буйства дикой природы его явно колбасило: благоговейный восторг сменялся тоскливой скукой, а потом скука снова сменялась восторгом, и в конечном итоге все вылилось в тихое раздражение.

Мы поселились в крошечном городке под названием Массет (население 770 человек), в одном из муниципальных домов, опустевших в конце 1980-х, когда канадское правительство расформировало здешнюю военную базу ПВО. С тех пор эти дома так и стояли заброшенными: подвергались всяческому вандализму, служили пристанищем для хиппи, потихонечку разрушались, сгорали в пожарах. Некоторые из них были переоборудованы в коптильни для лосося, а за некоторыми даже следили и поддерживали в состоянии, более или менее пригодном для жизни – как, например, в случае с нашим домом. Кстати сказать, дом как дом. У нас в Северном Онтарио таких немало, даже на моей улице есть похожие. А вот Жюльен так скривился, как будто его собрались поселить в каком-нибудь наркопритоне, и сразу же заграбастал себе самую лучшую комнату – в данном случае «самая лучшая» означает комнату с видом на океан. Мое окно выходило на обгоревший остов точно такого же дома, как наш. Судя по зарослям ежевики и черники, этот дом сгорел еще до теракта 11 сентября.

– Да, Диана, – сказал Жюльен, – мы будем жить, как скотина на ферме.

– Слушай, не ной. У нас есть все, что нужно. – Хотя обстановка действительно напоминала убранство дешевого мотеля, на которое было потрачено не больше двух сотен долларов на распродаже подержанной мебели. – Считай, что это такое приключение.

Продукты сюда привозили с «большой земли». И мы, пока ждали баржу, купили у местных немного рыбы. Все местные жители были индейцами из племени хайда (всех, кто не хайда, прогнали отсюда уже давно) и терпели нас лишь потому, что Серж убедил их, что наше присутствие может помочь вернуть пчел на остров. В любом случае их отношение проявилось достаточно ясно, когда на закате в тот первый день – в день приезда – они вломились к нам в дом и устроили форменный обыск, как полицейские следственного отдела в поисках улик.

– Они ищут солон, – пояснил Серж. – Он здесь запрещен.

– Правда? А почему?

– Потому, что тот, кто принимает солон, перестает заботиться о племени.

– Правда?

– Ага.

Если учесть мою острую реакцию даже на запах солона в закрытом блистере, я была рада, что здесь на острове он запрещен.

В первые несколько дней после приезда мы вообще ничего не делали: только гуляли по городку, стараясь не привлекать к себе слишком много внимания. Все немногочисленные магазинчики были наглухо закрыты. По улицам неспешно расхаживали вороны, похожие на скучающих подростков. Хайда пытались вернуться к своему изначальному образу жизни, к рыбалке и охоте. В конце одной маленькой улочки, у обветшавшего здания, где когда-то располагался кооперативный продуктовый магазин, стояли кормушки, у которых тоскливо топтались тощие чернохвостые олени – в ожидании, когда из них сделают пеммикан. Этих оленей на острове было бессчетное множество. Они плодились, как кролики, и представляли собой легкодоступный источник натурального мяса.

Где-то через неделю после приезда мы с Жюльеном спустились на пляж и от нечего делать принялись бросать камушки в океан, который в последние дни стал зловеще спокойным и тусклым, что было связано с Алеутским течением, трущимся об острова, словно металлическая мочалка для полировки кастрюль. Здесь нас и нашел Серж.

– Завтра приедут Сэм с Заком, – сказал он.

– Правда?

– Ага.

Вечером мы отметили это событие праздничным ужином: рагу из оленины и вином из одуванчиков. С вином мы несколько переборщили, а потом – чего только не сделаешь от скуки?! – решили обшарить дом и поискать следы прежних хозяев. В нижнем ящике тумбочки в ванной нашелся окаменевший тюбик зубной пасты с изображением птички Твити. (Высокое содержание фтора обеспечивает стопроцентную защиту. Подтверждено клиническими испытаниями.)

– Смотри, – сказал Жюльен. – «Новая форма тюбика обеспечивает максимально устойчивое вертикальное положение». Стояк, одним словом.

Мы посмотрели друг другу в глаза.

Потом оба уставились на картинку с изображением Твити.

Потом опять посмотрели друг другу в глаза.

Я сказала:

– Давай сразу к делу. Сексуальная ориентация птички Твити: гетеро или гомо?

– Он явный гомик. Ну, или кастрат.

– Жюльен, мы даже еще не решили, кто это: девочка или мальчик?

– Кстати, да. Я всегда думал, что Твити – мальчик. Но теперь, когда ты задала вопрос в лоб, я уже сомневаюсь… Скорее всего транссексуал. Или транссексуалка. Из девочек – в мальчики. Да, наверное. У птиц бывает гендерная дисфория?

– Тогда это первый известный случай. Кстати, а Твити – это какая птица?

– Канарейка?

– Ну да, канарейка… если ты переборщишь с мескалином

– Твити явно страдает гидроцефалией. И этот голосок… Жюльен попытался изобразить птичку Твити, и это было

ужасно.

Я сказала: