Читать книгу "Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк - Элизабет Гуслан"

Действительно, Жан-Поль снимал свое кино. Кино питало его воображение, он переиначивал все увиденное на свой лад. Сам он рассказывает: «Без кино я бы никогда не занялся этим делом. Фильмы обогащали меня, вели к созданию новых, целиком моих собственных историй». Актер? Нет, он чувствовал, что на это не способен, слишком уж он застенчив, чтобы выставлять себя на всеобщее обозрение. Ему никогда не нравилось, чтобы на него все смотрели. Однако он наслаждался игрой Габена, Мишлин Прель и их предшественников, Дитрих, Гарбо, Брандо и Джеймса Дина, он запоминал их мимику, голос, то, как они говорят и ходят… Эти сверхъестественные существа заставляли его стремиться следовать за ними в страну грез. Готье говорит: «В одном из своих гениальных фильмов Вуди Аллен позволяет одному персонажу покинуть экранное пространство и вернуться назад. Мне бы хотелось, чтобы существовала подобная связь между кино и жизнью. “Пурпурная роза Каира” – это очень мощная метафора такой мечты». Несмотря на то что вкусил все прелести жизни своего века, он грезил о других эпохах, например мечтал родиться Мадемуазель Шанель, как сам говорил со вздохом, или, еще лучше, Жаном Кокто. В одном из своих шоу он воскресил ангельский образ Жозетт Дэй и грозного Жана Маре, произносящего реплику из «Красавицы и чудовища»[151]. Кокто? Готье спохватывается: «Нет, он был слишком мрачен. На его красивом изможденном лице застыло выражение вечного страдания».

Для всего мира кутюр автор романа «Ужасные дети» служил примером во всем. Сен-Лоран и Лагерфельд его боготворили, Кокто был воплощением художественного кайроса, идеала, в котором сочетались черты Пикассо, Дягилева, Диора и Пруста и которому удавалось гармонично объединять театр, литературу, музыку, живопись и кино. Кокто со своим волшебным карандашом, создатель «Завещания Орфея»[152] и других причудливых и мрачных шедевров. Величественный Гэтсби, сломленный и прекрасный, главный оценщик элегантных нарядов на костюмированных балах, которые устраивали чета де Ноай и Ротшильды, душа светских раутов в богемном предместье Сен-Жермен, всегда таком беззаботном… Опьяненный шампанским и опиумом… Жан, такой недолюбленный, непонятый, отчаявшийся распутник, всегда привлекавший меценатов и обладавший самым солнечным из возлюбленных. Вездесущий, всепроникающий, всезнающий и многословный, он воцарился также в кино.

А Жан-Поль в этой области довольствовался работой художника по костюмам. При этом он тоже доказал, что обладает редкой способностью сочетать интуицию и дерзость. Его послужной список впечатляет. Питер Гринуэй обратился к нему первым, его примеру последовали Каро и Жёне, погрузив Жан-Поля в мир «Города потерянных детей»[153]. Футуристическая эстетика «Пятого элемента» впитала в себя всю причудливость его идей. Вместе с Педро Альмодоваром он омолодил «мовиду»[154], нарядил Викторию Абриль в садомазо-доспехи в «Кике» и усилил драматическое воздействие «Дурного воспитания»[155]. Актрисы помогали ему парить в вышине, они его обожали, доверялись ему телом и душой. Его считали культовым персонажем, невероятно одаренным, смешным и скромным. В нем не было ничего от классического образа деспотичного кутюрье. Он походил на старшего брата с нежными и ловкими руками волшебника, который знал, по словам Ромена Дюриса, «как вести себя открыто, доброжелательно и никого не судить». Он сразу же сработался с Жозиан Баласко, главной комедийной актрисой Франции, душой труппы «Le Splendid». Их сотрудничество началось еще в восьмидесятые. Они случайно встретились во время конкурса «Венера моды» – оба входили в состав жюри. Тем вечером они соревновались в шутках в духе Тото. Вскоре модельер попросил звезду комедийной сцены участвовать в своем дефиле. «Я подумала, что это розыгрыш, – вспоминает Жозиан. – Чтобы я стала моделью? Это казалось абсурдным». А потом она получала премию «Сезар», затянутая в знаменитый корсаж с конусообразными чашками, размера XL, с крылышками на бюсте. «Когда я с ним познакомилась, стоило только послушать то, о чем говорили модельеры, – рассказывает актриса. – Каждый считал себя чуть ли не Микеланджело. А вот Жан-Поль не относился к себе так серьезно. Он раз за разом мне говорил: “Я-то? Я тряпками занимаюсь”. А что самое главное, он был очень смешной!» Все чаще и чаще Жозиан посещала шоу своего нового друга: она, словно дополняя картину, созданную рукой мастера, с восхищенным видом наблюдала за показом и сожалела, что не может уместиться ни в одно из платьев.

Впрочем, это были пустяки! Жан-Поль сшил около дюжины нарядов специально для Жозиан. В созданной по мотивам популярного телесериала комедии «Абсолютно восхитительно»[156], героинями которой стали две модницы пятидесяти лет, полностью превратившиеся в fashion victims[157], Баласко играла измотавшегося на работе пресс-секретаря, толстушку Эдди. А роль ее неразлучной подруги и соратницы, развеселой Патси, исполняла Натали Бэй. Героиня Жозиан – светская львица без определенных занятий, подделывающаяся под Аманду Лир, она все время подшофе, постоянно вспоминает свое славное прошлое в «свингующем Лондоне». Эдди любит рассказывать всем, кто готов слушать, что Патси была когда-то музой Джаггера и Боуи и вдохновила первого на ремикс песни «Sister Morphine» и что она, говоря начистоту, «и есть связующее звено между Энди Уорхолом и Жан-Полем Готье». В этой кинокартине Жан-Поль появляется два раза. В продолжительной сцене дефиле на улице Сен-Мартин Жозиан-Эдди запрыгивает на подиум, целует руки своему идолу, а потом вырывает у Фариды главный аксессуар коллекции – ридикюль в форме аквариума кубической формы, в котором плавает живая красная рыбка!

В этой комедии-дефиле снова появляются некоторые бессмертные силуэты: комбинезоны с расклешенным брючным низом, воинственного вида корсажи из металлизированной ткани и костюмы из пепиты[158], pop art в сочетании с сумочками «Келли». Фильм «Абсолютно восхитительно» только укрепил дружбу двух трудоголиков. «Жан-Поль сродни мне: он очень активен, – признается Жозиан. – Я уверена, что даже в отпуске он работает как пылесос!» Они встречались по утрам, пили иногда крем-кофе на площади Шарля Дюллена. Они жили в двухстах метрах друг от друга, на авеню Фрошо в девятом округе.