Читать книгу "Глаза ее куклы - Екатерина Неволина"

— У меня все в порядке, — заверила я. — Завтра с утра мы уезжаем в Германию. У нас еще не было свадебного путешествия. И если тебе хочется поиграть в рыцаря или в детектива, поищи, пожалуйста, другой материал.

Я говорила нарочито грубо. Пусть хоть этот держится от меня подальше и не знает, что происходит со мной на самом деле. Но надо же, я думала, он и после прошлого раза не позвонит.

— Извини. Хорошего путешествия, — ответил Костя и нажал отбой.

— Кто это был? — оказывается, Ник подошел и слышал как минимум часть разговора.

— Уже никто, — ответила я и почему-то расплакалась.

Мы решили взять с собой Гретхен.

Вернее, я сомневалась — вдруг с ней что-нибудь случится? Она еще никогда не уезжала из моего дома так далеко. Но Ник и слышать не желал, чтобы я ехала без нее.

— Ты очень привязана к этой кукле, — говорил он. — Возьми ее с собой, она поддержит тебя, если тебе будет плохо. И мне спокойнее, если она окажется с тобой, — добавил муж, видя, что я еще колеблюсь.

— А нас пропустят на границе? Это ценная кукла… — не знаю, почему я возражала, ведь мне и самой хотелось, чтобы Гретхен была рядом в тяжелый момент испытаний. В конце концов, я полюбила ее первой, гораздо раньше, чем встретила Ника.

— Давай возьмем с собой еще несколько твоих кукол и будем говорить, что едем на выставку, — предложил Ник. — Не бойся, я прослежу, чтобы все было в порядке.

Возражений у меня не нашлось.

Но в тот момент, когда все вещи оказались собраны и куклы упакованы, меня охватила паника. Я испугалась так сильно, как не пугалась даже в детстве. Мне представилось, что я собираюсь в последний путь и возврата не будет, что одной ногой я уже ступила на путь мертвых и иду по дороге, полной демонов. Я не знаю их имен, а потому не имею над ними власти.

Конечно, Ник заметил мое состояние. Он не стал заверять меня, что все будет хорошо, просто подошел и крепко обнял.

«Ничего страшного. Простая консультация. Мне обязательно помогут», — повторяла я про себя всю ночь, но так и не смогла заснуть.

Рано утром, когда еще только начало светать, за нами прибыло такси. Я вышла из дома, ежась на совсем не по-летнему прохладном воздухе, и думала, что родина провожает меня не слишком душевно. Будет ли она рада, когда я вернусь? Вернусь ли я? Старый, уже нуждающийся в ремонте дом вдруг вызвал у меня острое чувство привязанности. Помню, как входила в этот подъезд, начиная новую жизнь, гордая, что обрела самостоятельность. Помню этот подъезд и знаю, наверное, каждую трещину на его штукатурке.

Здесь я проходила тысячу раз — мимо пыльных кустов с чахлым шиповником, мимо детской площадки, на которой вечно околачивались узбеки-дворники в своих ярко-оранжевых жилетках, мимо дерева, где поселилось семейство ворон и по утрам часто не давало мне спать пронзительными криками. Все эти мелочи, до сих пор скорее раздражающие, вдруг показались невероятно милыми.

На скамейках в ранний час еще не было привычных старушек, и без них дом казался осиротевшим. Вдруг возникло ощущение, что мы бежим тайком.

— Ник, — тихо позвала я.

Он уже грузил наши чемоданы в хищно распахнутый багажник такси. Коробки с куклами были аккуратно уложены в салон.

— Да? — мой муж оглянулся. Его ярко-синие глаза сощурились, и я догадалась, что в этот момент он презирает меня за слабость и неуверенность.

— Нам действительно нужно ехать? — спросила я, уже зная ответ.

— Подождите, пожалуйста, минутку. Извините мою жену, нервы, — сказал Ник таксисту, и мои щеки запылали.

Он подошел ко мне и, взяв за плечо, отвел подальше, чтобы нашего разговора не было слышно. В утренних сумерках лицо Ника казалось холодным и даже злым, все черты обозначились слишком резко, а брови натянулись, словно тетива.

— Ну что ты выдумываешь! — произнес муж напряженным голосом. — Ты же знаешь, что ехать нужно. Ты хочешь причинять своей семье боль?

Я помотала головой, чувствуя себя глупой маленькой девочкой.

— Ты знаешь, что у тебя проблемы, — продолжал Ник. — Вернее, проблемы не у тебя. У меня, у твоих родителей, у бабушки с дедушкой. Мы все зависим от тебя, от твоего психологического состояния.

Я смотрела вниз и не видела его тени. Может быть, просто потому, что было недостаточно светло. Говорят, что без света и теней не бывает.

— Дорогая, — он обнял меня и жестко приподнял мой подбородок одной рукой. — Я понимаю, тебе страшно. Нам всем страшно. Однако мы должны что-то делать. Вот увидишь, ты потом сама станешь смеяться над собой и говорить, какой была глупой. Ну давай же, самолет не ждет. И не бойся, ты не останешься одна. Я всегда с тобой, а завтра приедет твой дедушка. Он очень о тебе беспокоится.

Еще бы не беспокоился! Ведь именно его мать оказалась сумасшедшей убийцей.

— А если… если это у меня серьезно? — пробормотала я, отводя взгляд.

— Не говори глупости! — Ник с силой встряхнул меня, даже зубы лязгнули. — Я уверен, что тебе помогут, ничего страшного. Ну давай же, только от тебя зависит сделать шаг и переменить свою жизнь к лучшему. Ну? Я же люблю тебя.

Почему-то сейчас я не услышала в его голосе любви — только понукание. Так погоняют норовистую лошадь.

Закрыв глаза, я попыталась сосредоточиться, но то ли от недосыпа, то ли от тяжелых мыслей это не удавалось.

Ник прав. Надо сделать над собой усилие. Иначе я принесу горе и ему, и своим родным. Боже, как же это тяжело — быть сумасшедшей!

Осторожно высвободившись из его объятий, я медленно пошла к машине. Говорить сил не осталось, да и слова давным-давно потеряли свой смысл, стали похожи на развешанные на заборе вылинявшие тряпки.

Любила ли я Ника? Любила ли сейчас? Любила ли вообще когда-нибудь? Наверное, теперь это не имело значения.

Дверь такси захлопнулась, словно дверца мышеловки. И в это время я услышала громкое насмешливое карканье. Проснувшиеся вороны будто предрекали беду.

— Извините нас. Можем ехать, — сказал Ник таксисту, садясь на переднее сиденье.

Всю дорогу я ехала, словно обложенная ватой. Дышать-то удавалось с трудом, не то что думать.

Вот и аэропорт, несмотря на ранний час полный непроснувшимися раздраженными людьми. Большинство из них явно собиралось куда-то к морю. В этой суматохе только я одна чувствовала себя овцой, ведомой на заклание.

На таможне, конечно, стали задавать вопросы про кукол. Ник, обычно не слишком, как мне кажется, приветливый с незнакомыми людьми, был очень любезен и шутил. Говорил что-то про не повзрослевшую жену и был неловок настолько, что рассыпал целую горсть мелочи, а потом собирал монеты и извинялся.

— Что это? — таможенница показала на… Гретхен.

— Кукла, купила на блошином рынке. Не очень дорогая, но подходит к моей коллекции. Я как раз в таком стиле работаю, — проговорила я.