Читать книгу "Смерть со школьной скамьи - Геннадий Сорокин"

Постепенно комната наполнилась пришедшими на работу инспекторами.

— Все собрались? — спросил Елькин, посмотрев по сторонам. — Сейчас я кое-что зачитаю, специально для вас оставил.

— Ваня, если будешь читать, то давай побыстрее, а то до развода не успеешь.

— Погоди ты! — Елькин достал из папки листочек, надел очки. — Ситуация очень простая: в частном доме собралась компания, отмечают день рождения. Стемнело. Хозяин видит: жены за столом нет. Пошел на кухню, а там его благоверная с соседом обнимается. Он хватает со стола нож и без лишних разговоров бьет соседу в бок. Сейчас я вам зачитаю отрывок из объяснений жены. Вот: «Я не знаю, что муж подумал, но между мной и соседом ничего такого не было. Мы просто стояли и целовались у окна». Ну как вам?

— Если не считать, что жена называет вещи своими именами, то ничего особенного, — пожав плечами, сказал Матвеев. — Обычнейшая бытовуха на почве ревности.

— Серега, да если бы она лет десять тому назад что-то подобное сказала, от нее бы вся родня на веки вечные отвернулась! Ты вдумайся, что она говорит: «Мы просто целовались». Дом, гости, муж, а она считает, что целоваться с соседом — это нормально, это не предосудительно. Она когда мне все это рассказывала, у нее в глазах не было ни капли раскаяния.

— А ей-то чего раскаиваться, она ножом не махала, — высказал свое мнение Андреев.

— Иван, — поинтересовался кто-то, — а ты не спросил хозяина, чего это он сразу же за нож схватился?

— Говорит, пьяный был, погорячился.

— Конечно, погорячился. Засветил бы обоим в глаз, сейчас бы уже дома был, опохмелялся, а так огребет трешку на ровном месте.

— Не, трешкой не отделается, больше дадут.

Из коридора Игошин позвал всех на развод.

В кабинете у Зыбина сидел комсорг с пачкой билетиков и ведомостью. Мы расселись на свои места.

— Все на месте? — Зыбин придирчиво осмотрел личный состав. — Коллеги, нам вновь предстоят праздничные дни, а это значит — работать придется по усиленному варианту: две оперативно-следственные группы в райотделе, в выходные — до обеда рабочие дни. Одного человека нам надо послать в областное УВД. Какие будут предложения?

Все, не сговариваясь, повернулись в мою сторону.

— Если мы опять отправим Андрюху, то как бы не пришлось его с Колымы вытаскивать, — подал голос Матвеев.

— А кто за него, ты пойдешь? — с вызовом спросил Зыбин. — Вопрос решенный. Завтра Лаптев выходит в областное управление.

«Нормально! — подумал я. — В субботу отдежурю, в воскресенье свободен».

— Андрей Николаевич! — обратился начальник ко мне. — Ты если еще раз доллары найдешь, то с ними по улице не разгуливай. От соседей позвони.

— В отдел с валютой езжай! — загалдели инспектора. — Мы хоть посмотрим, как настоящие доллары выглядят.

— Хватит болтать! Теперь о торжественных мероприятиях, — продолжил начальник уголовного розыска. — От нас сегодня, после обеда, два человека пойдут поздравлять ветеранов по адресам. Восемь человек вечером идут на концерт народной самодеятельности. Стоимость билетов полтора рубля.

— Дороговато что-то за народную самодеятельность, — забурчали мужики. — На Восьмое марта по рублю было.

— Товарищи, я все объясню, — оживился доселе молчавший комсорг. — С концертом выступает коллектив из Москвы. У них очень интересная программа: танцы, народные песни, частушки.

Мне стало жалко московским дармоедам отдавать кровные полтора рубля. Меня жаба задавила выбрасывать деньги на ветер. На кой черт мне эти платные народные песни, если я их задаром ни за что слушать не буду? Привыкли из-под палки полные залы собирать: то школьников нагонят, то студентов, то по предприятиям билеты распространят. Выступали бы по-честному: сколько билетов продали через кассу — таков сбор. Даю гарантию, за месяц бы на сапоги главному плясуну не заработали. А так…

Я поднял руку.

— Готов идти к ветеранам домой!

— Отлично! — Зыбин сделал пометку в перекидном календаре. — Кто второй?

Коллектив ответил хмурым молчанием. Поздравлять ветеранов на дому — занятие малоприятное. Портить себе настроение перед праздником никто не хотел.

Визит к ветеранам войны всегда проходил однообразно, скучно и формально. Вначале, с показной торжественностью, ветерана поздравляли с наступающим праздником, вручали памятный адрес и дарили дешевенькие цветочки. Приняв подарки, с ответным словом, как правило, сумбурным и зачастую малопонятным, выступал ветеран. Потом садились пить чай с сушками и слушали рассказ ветерана о его боевой молодости и голодной юности. Курсантом я был на таких мероприятиях трижды и каждый раз выслушивал про голод, про то, как ели оладьи из лебеды и собирали мерзлую прошлогоднюю картошку в полях. Судя по рассказам, голод в СССР был и в середине двадцатых годов, и в тридцатые годы, и сразу же после войны. И каждый раз подоплекой рассказа о голоде был намек: мол, мы, ветераны войны и труда, пахали в три смены и голодали, а вы, нынешнее поколение, ни хрена не делаете, а жрете от пуза. Вон какие ряхи наели!

— Я вижу, желающих нет? — спросил Зыбин. — Тогда пойдет Петровский. А сейчас быстренько разобрали билетики — и все на торжественное собрание в актовый зал!

В актовом зале мы заняли последние места. На деревянных спинках впереди стоящего ряда кресел кто-то вырезал ножичком «Все менты — козлы!»

— Вчера тут воспитательную беседу проводили с трудными подростками, — разъяснил Матвеев. Больше ничего интересного на торжественном собрании не было.

В три часа дня в отделе кадров я получил адрес ветерана, открытку и цветы. В напарницы мне отрядили Анисимову Светлану из дежурной части.

Анисимовой было немногим больше двадцати лет. Она училась на заочном отделении машиностроительного института и ни от кого не скрывала, что, получив диплом, уйдет «на гражданку». Идти по улице в форме Света стеснялась.

Наш ветеран жил недалеко от райотдела. Звали его Василий Кириллович Шунько. Ему было шестьдесят семь лет. После войны, демобилизовавшись из армии, он пришел в милицию и до самой пенсии работал в дежурной части.

Шунько был небольшого роста, щуплый, голубоглазый. При ходьбе Василий Кириллович подволакивал ногу, голова и руки его беспрерывно тряслись мелкой дрожью.

Жил ветеран в панельной пятиэтажке в двухкомнатной квартире точно такой же планировки, как та, где была найдена убитой Лебедева. Встречал нас Шунько один, хотя в отделе кадров значилось, что он живет с женой.

— Проходите, проходите, — поприветствовал нас Василий Кириллович, — хоть раз в году до меня молодежь доходит, и то хорошо. Помнят еще в отделе, что я живой?

— Помнят, конечно. — Я разулся в коридоре, прошел в зал.

Специально к нашему приходу на комоде в зале Шунько рядочком выставил фотографии, на которых были запечатлены этапы его жизненного пути: пионер, рабочий с комсомольским значком на груди, солдат-артиллерист в годы войны, милиционер и, наконец, офицер милиции в кругу сослуживцев. Рассматривая последнюю фотографию, я отвлекся, и казенное приветствие Анисимова стала зачитывать без меня.