Читать книгу "Тебе, с любовью... - Бриджит Кеммерер"

Мы оба замираем, глядя друг на друга. Если бы мы были волками, то при каждой нашей встрече начинали бы осторожно кружить, вздыбив на загривке шерсть. Будучи людьми, мы ограничиваемся злобными взглядами.

Алан, как обычно, первым отводит глаза. Нет, не потому, что боится меня. Это было бы слишком просто. Он отводит взгляд так, будто я не стою его внимания.

Наши отношения не всегда были такими. Будь они плохими с самого начала, вряд ли мама вышла бы за него замуж. Алан поначалу пытался взять на себя роль отца, но мы, должно быть, были настроены на разную частоту, потому что я не уловил его сигналов. Или скорее проигнорировал их. Потом он пытался говорить со мной как мужчина с мужчиной о школе, ответственности и о чем-то там еще. Я затыкал уши наушниками и не слушал. Думал, что это лишь временный бойфренд мамы, которого она рано или поздно спровадит из дома. Так на кой черт тратить на него время?

Теперь же Алан бросил играть в отчима и заделался тюремщиком. Не знаю, что меня нервирует больше: то, что он притесняет меня, или то, что мама позволяет ему это делать.

Я заглядываю в шкафчик в поисках хлопьев. У мамы новый бзик по поводу здорового питания, поэтому мы едим все органическое с большим количеством клетчатки. Или протеина. Убил бы за сладкие колечки Froot Loops, но приходится довольствоваться диетическими клубничными Power O’s.

Открыв холодильник, чувствую, что на меня пялится Алан. Не люблю, когда он пялится на меня.

Мне вспоминаются слова Девушки с кладбища – слова Джульетты, напоминаю себе, – о том, что мы все скованы рамками одной-единственной фотографии. Сейчас у меня создается именно такое ощущение. Алан видит одну сторону меня, одно мгновение моей жизни, к которому все сведено. И почти все без исключения видят меня таким. Декланом Мерфи, пьяным водителем, разрушителем покоя своей семьи. Все видят один-единственный снимок, навсегда поймавший меня в свои рамки.

Эта мысль настолько тягостна, что на другие чувства уже не остается сил, и я перестаю вздыбливать шерсть на загривке.

– Где мама?

– Прилегла вздремнуть.

Я застываю с пакетом над налитой чашкой молока.

– Днем?

– Днем обычно и дремлют, – язвительно отвечает Алан.

Шерсть на загривке снова встает дыбом, но в памяти еще свежо воспоминание о том, как маму тошнило в ванной. Он об этом хоть знает? Это он должен был позаботиться о ней. И это он должен бы сейчас беспокоиться о ней.

– Не обязательно быть таким козлом, Алан.

– Следи за языком! – тычет он в меня пальцем.

Я зло сую молоко в холодильник и разворачиваюсь, готовый сцепиться с ним. Алан даже не глядит на меня. Он снова уткнулся в блокнот.

Мне хочется перевернуть стол, чтобы все на хрен с него разлетелось. Хочется подскочить к Алану и заорать: «Посмотри на меня! Сейчас же! Посмотри на МЕНЯ!»

У бедра вибрирует мобильный, и я выдергиваю его из кармана. Прижимаю к уху, не глядя на экран. Мне звонит только один человек – Рэв.

– Хей, – говорю я.

– Хей, Мерф.

В голосе звучит сильный акцент, и я не сразу врубаюсь, кто со мной говорит. Болвандес. Никак не могу перестать называть его про себя этим прозвищем, но тут обнаружил, что сам предпочитаю обращение «Мерф», а не выговариваемое с нажимом имя «Деклин». Болвандес никогда не звонил мне. На секунду меня охватывает паника: я должен был сейчас косить! Но потом я вспоминаю, что сегодня воскресенье. Зашкаливающий пульс выравнивается.

И все же зачем он звонит?

– Что случилось?

– Ты сегодня чем-нибудь занят? Может, ты мне поможешь? Ну, точнее, моему соседу.

Я сбит с толку, и мысли крутятся только вокруг покоса по вторникам и четвергам.

– Ты хочешь, чтобы я сегодня покосил?

Болвандес смеется.

– Нет. Моему другу нужна помощь с машиной. Ты ведь сказал, что разбираешься в двигателях?

– Не во всех, – хмурюсь я. – То есть… если модель новая, то ему лучше обратиться в автосервис. В новых машинах стоят компьютеры…

– Она не новая. Он ее реставрирует. Это… – Он умолкает и, наверное, закрывает трубку ладонью, чтобы с кем-то переговорить, но я слышу его слова: – Какая это модель?

На заднем фоне лает собака.

Спустя некоторое время, Болвандес говорит в трубку:

– «Шевроле» 1972 года. Друг считает, что проблема в карбюраторе.

Неопределенно хмыкнув, я набираю в ложку хлопьев. Все всегда считают, что проблема в карбюраторе.

– Ты разбираешься в карбюраторах? – спрашивает Фрэнк.

– Немного.

– Так это… может, поможешь?

Я давно уже не ковырялся в машинах посложнее старой «хонды» Джульетты, но руки так и чешутся заняться чем-то заковыристым.

Бросаю взгляд на Алана. Если уйду из дома без позволения, то он стопудово бросится звонить в полицию, и минут через пятнадцать я уже буду в наручниках.

Алан все еще пялится в блокнот, но слушает каждое сказанное мною слово. Напряжение между нами не ушло, но поослабло. Плохо, что я не могу отпроситься у мамы.

«Прилегла вздремнуть».

Внутри болезненно шевелится страх. Не хочу зацикливаться на этом и не хочу беспокоить маму, если ей нужен отдых. Я прикрываю мобильник ладонью.

– Эй, Алан. Мой начальник на обязательных работах спрашивает, не смогу ли я ему сегодня помочь.

Отчим вскидывает взгляд. Бесконечно долгое мгновение он рассматривает меня с непонятным выражением на лице. Уверен, что он скажет «нет» только из желания лишний раз дернуть меня за цепь. Алан переворачивает страницу в своем блокноте.

– Так помоги. Только вернись домой до обеда.

Я чуть ложку не роняю.

* * *

Фрэнк Меландес живет недалеко от нас, но меня все равно удивляет, насколько его окрестности схожи с моими: то же старое предместье для среднего класса с небольшими дорогами, редкими тротуарами и обнесенными заборами участками. Я почему-то думал, что Меландес живет в трущобах. Словно немой укор вспоминаются слова из письма Джульетты. Я страдаю всеобщим недостатком: сужу людей по одному-единственному снимку из их жизни.

Найти Болвандеса не составляет труда – «шевроле» ярко-оранжевого цвета видно с другого конца квартала. Его владелец, должно быть, целое состояние заплатил за покраску автомобиля, потому как оттенок, похоже, сделан на заказ. Двое мужчин на подъездной дорожке уставились на карбюратор. На асфальте между ними, навострив чуткие уши, растянулась огромная немецкая овчарка. Когда я припарковываюсь, собака подбегает ко мне, повиливая хвостом. Я протягиваю к ней руку и жду, надеясь, что она ее не отхватит.

– Она не злая, – говорит стоящий рядом с Болвандесом мужчина. – Всех радушно встречает.