Читать книгу "История христианской церкви. Том 2. Доникейское христианство. 100-325 г. по Р. Х. - Филипп Шафф"

2) Новизна и позднее возникновение христианства объяснялись необходимостью в исторической подготовке: Бог должен был подготовить человечество к явлению Христа; также часто утверждалось, что христианство вечно существовало в Божьем промысле и некоторые особо благочестивые иудеи были его приверженцами задолго до пришествия Христа, сами того не сознавая. Апологеты, опиравшиеся на писания Моисея, имели преимущество над язычниками в том, что касалось древности их религии: они могли проследить историю, предшествующую христианству, до допотопных времен и самих врат рая. Иустин и Татиан умело пользуются тем фактом, что Моисей жил намного раньше, чем греческие философы, поэты и законодатели. Афинагор бьет противника его же оружием, доказывая, что сами имена языческих богов есть изобретение современности, а их статуи были созданы лишь вчера. Климент Александрийский называет греческих философов ворами и разбойниками, потому что они украли какую–то часть истины у еврейских пророков и исказили ее. Тертуллиан, Минуций Феликс и другие тоже выдвигают обвинение в плагиате.

3) Учение о телесном воскресении, казавшееся особо оскорбительным языческому и гностическому мировоззрению, защищалось ссылкой на всемогущество Бога, сотворение мира и человека (если Бог мог сотворить, Он может и воскресить); что же касается уместности и разумности этого учения, авторы ссылались на сотворение человека по образу Бога, на то, что телу предназначена великая судьба быть храмом Святого Духа, и на его неразрывную связь с душой, а также на праведность и благость Бога. Аргументы из области аналогии также часто использовались, но зачастую без должной проницательности. Так, Феофил говорит о смене времен года, дня и ночи, фаз луны, росте семян и плодов. Тертуллиан с удивлением относится к отрицанию возможности телесного воскресения и указывает на факт загадочности нашего рождения и на то, что ежедневно происходит в окружающей природе. «Все вещи, — говорит он, — сохраняются, растворяясь, обновляются, погибая; неужели человек… господин всей этой тварной вселенной, умирающей и воскресающей снова, сам умирает лишь для того, чтобы вовеки погибнуть?»[125].

4) Обвинения в аморальном поведении и тайных пороках апологеты отвергали с праведным негодованием, ибо моральное учение Нового Завета являлось чистейшим и благороднейшим, да и поведение христиан в основном весьма выгодно отличалось от поведения язычников. «Позор! позор! — по праву восклицали они, — обвинять невинных в том, в чем явно виноваты вы, в том, что свойственно вам и вашим богам!» Ориген говорит в предисловии к своему выступлению против Цельса: «Когда против нашего благословенного Спасителя выдвинули ложные обвинения, безгрешный Иисус остался спокоен и, когда Его осудили, ничего не ответил, полностью убежденный, что Его образ жизни и поведение среди иудеев — лучшая апология из возможных… И сейчас Он хранит то же молчание и не отвечает ничем, кроме как непорочной жизнью Своих искренних последователей; они — Его самые радостные и успешные защитники, и голос их так громок, что в нем тонут крики самых ревностных и коварных противников».

II. К своей защите христиане, все больше осознававшие свою победу, добавляли прямые обвинения против язычества, которые на практике были подкреплены его упадком в последующий период.

1) Популярная религия язычников, и особенно их учение о богах, недостойно, противоречиво, абсурдно, аморально и пагубно. Апологеты и большинство отцов ранней церкви воспринимали языческих богов не просто как плод воображения, олицетворение сил природы или обожествление выдающихся людей, но как поклонение бесам или падшим ангелам. Это мнение было основано на тексте Пс. 95:5 в Септуагинте[126] и на аморальности этих божеств, в которой обвинялись бесы (здесь вспоминали их половые отношения с дочерьми человеческими согласно Быт. 6:2).

«Какие печальные вещи, — говорит Минуций Феликс, — какую ложь, сколько смешного мы читаем об этих якобы богах и их слабостях! Даже их облик, насколько он жалок! Вулкан хромает; у Меркурия на ногах крылья; у Пана копыта; Сатурн закован в цепи; у Януса — два лица, как будто он ходит задом наперед… Иногда Геракл выступает в роли бродяги, Аполлон пасет коров, а Нептуна, когда он работает каменщиком у Лаомедона, обманывают, не заплатив. Мы знаем, что гром Юпитера и оружие Энея было выковано на одной наковальне (как будто небеса, гром и молния не существовали до того, как Юпитер был рожден на Крите); знаем о прелюбодеянии Марса и Венеры; о непристойном отношении Юпитера к Ганимеду, — все это было придумано о богах для того, чтобы поощрять пороки человеческие». «Какой из поэтов, — спрашивает Тертуллиан, — не хулит ваших богов? Один заставляет Аполлона пасти овец, другой подряжает Нептуна строить стену; Пиндар утверждает, что Эскулап был по заслугам наказан за жадность, когда воспользовался искусством медицины в неправедных целях; авторы и трагедий, и комедий описывают преступления и несчастья богов. И философы не отстают от них в данном отношении. Из презрения к богам они могут клясться дубом, козлом, псом. Диоген высмеивает Геракла, а римский киник Варрон пишет о трехстах безголовых Юпитерах». Из оскорблений, которые наносятся богам на сцене, саркастичный отец церкви из Африки выбирает, на основании своих собственных наблюдений, бичевание Дианы, чтение завещания Юпитера после его кончины и трех наполовину заморенных голодом Гераклов! Иустин говорит о детоубийстве Сатурна, отцеубийстве, гневе и прелюбодеянии Юпитера, пьянстве Вакха, разврате Венеры и взывает к суду лучших из язычников, стыдящихся этих скандальных историй о своих богах; например, он упоминает о Платоне, который по этой причине запрещает Гомера в своем идеальном Государстве. Те же мифы, которые чем–то похожи на ветхозаветные пророчества или евангельскую историю, Иустин считает карикатурами на истину, которые создали бесы, злоупотребляя использованием Писания. Например, история Вакха, как ему кажется, основана на Быт. 49:11 и далее; миф о рождении Персея от девы — на Ис. 7:14; миф о странствиях Геракла — на Пс. 18:7; вымысел о чудесах Эскулапа — на Ис. 35:1 и далее.

Ориген спрашивает Цельса, как он может находить глубокие мистерии в этих странных и бессмысленных событиях, которые случаются с его богами и богинями, осквернившимися в своих преступлениях и делающими множество постыдных вещей, — и в то же время считать самозванцем Моисея, который не говорит ничего, что порочило бы Бога, ангелов или человека. Ориген призывает всех сравнить Моисея и его законы с лучшими произведениями греческих авторов; насколько Моисей уступает Христу, настолько он превосходит величайших языческих мудрецов и законодателей.

2) Греческая философия, которая возвышается над народной верой, не подходит для масс, не может удовлетворить их религиозные потребности и сама себя опровергает своими многочисленными противоречиями. Сократ, мудрейший из философов, сам признавал, что ничего не знает. Иустин указывает, что философы не могут прийти к единому мнению о божественных и человеческих вещах; Фалес считает первопричиной воду; Анаксимандр — воздух; Гераклит — огонь; Пифагор — число. Даже Платон нередко противоречит сам себе; он то говорит о трех первопричинах (Бог, материя и идеи), то о четырех (добавляя к ним мировую душу); то считает материю нерожденной, то рожденной; то полагает, что идеи обладают субстанцией, то называет их чистыми мыслеформами и т.д. Иустин делает вывод: кто, в таком случае, доверит философам спасение своей души?