Читать книгу "Аристократия и Демос. Политическая элита архаических и классических Афин - Игорь Суриков"

С другой стороны, IV в. до н. э. – век существования в Афинах демократии, сложившейся уже в своей окончательной, «усовершенствованной» форме, без каких бы то ни было следов аристократического лидерства. Пожалуй, это столетие было в афинской истории наиболее чуждым аристократии периодом.

Когда же происходит гибель аристократической политической традиции, коль скоро в VI в. до н. э. она еще в полной силе, а в IV – сведена к нулю? Несомненно, в том веке, который лежит между ними, и по этой причине мы имеем все основания признать переходный характер V в. до н. э. На его протяжении осуществлялась трансформация от власти знати к власти демоса, и в результате возникала ситуация своеобразного двоевластия. Насколько нам известно, о двоевластии в раннеклассических Афинах еще никто не писал, и сама идея может показаться весьма спорной. А между тем двоевластие, «диархия» характерна для многих переходных эпох, когда новый носитель власти по тем или иным причинам не овладел ею в полной мере, а старый – уже в значительной степени, но не до конца, утратил ее. Еще Т. Моммзен считал возможным говорить о диархии принцепса и сената в политической системе, созданной Августом.

Для диархии характерно определенное разграничение властных полномочий между двумя носителями власти. Нечто подобное мы действительно обнаруживаем в афинском полисе V в. до н. э., хотя это разграничение не было обусловлено какими-либо правовыми актами официального характера, а сложилось чисто эмпирически. Демос в лице экклесии и гелиеи осуществлял верховную власть, принимал законы (любая псефисма, принятая экклесией, в V в. до н. э. имела статус закона; в IV в. этого уже не было), являлся высшей судебной инстанцией, избирал магистратов и контролировал их деятельность. Но сами магистраты – во всяком случае, те из них, которые концентрировали в своих руках реальные, а не номинальные полномочия, – избирались, насколько известно, вплоть до Пелопоннесской войны и появления «новых политиков», без каких-либо исключений из среды аристократии. Можно даже говорить об определенной монополии знати в этой сфере – конечно, не де-юре, а де-факто.

Если прибегать к современным параллелям, то с некоторыми оговорками возможно следующее определение ситуации: в руках аристократической элиты находилась исполнительная власть. С оговорками – потому, что в античности еще не сложилось представления о строгом разделении власти на законодательную, исполнительную и судебные ветви; это – продукт политической теории Нового времени (Локк, Монтескье). К тому же, повторим, вся деятельность аристократов на различных должностях находилась под контролем демоса. Магистраты не были суверенны.

Нам представляется, что именно подобное положение вещей имеет в виду Аристотель в одном из пассажей своего трактата «Политика» (1308b39 слл.), описывая государственное устройство, при котором, с одной стороны, все допущены к власти, что является демократической чертой, а с другой – должности находятся в руках людей знатных, что представляет собой черту аристократическую. Именно такое государственное устройство Стагирит определяет как являющееся одновременно демократией и аристократией. Иными словами, перед нами – «аристократическая демократия», то, о чем мы уже говорили выше, система переходная между монополией на власть со стороны аристократов и монополией на нее же со стороны демоса; система, в которой обеим сторонам приходится делиться властью друг с другом, что и приводит к двоевластию.

Политические устройства, для которых характерна явная или скрытая диархия, ввиду своего переходного характера отличаются нестабильностью, остротой и жесткостью конфликта. Такой была ситуация и в Афинах V в. до н. э.: державный демос, постоянно используя аристократию для управления государством, в то же время постоянно ставил ее на место. По отношению к представителям знати применялись репрессии самой различной степени тяжести: отстранение от должности, остракизм, различные наказания, выносимые судебным путем, наконец, смертные приговоры. Аристократия еще ощущалась как опасный конкурент, но в то же время незаменимый, необходимый для функционирования полиса. В IV в. этого уже нет: политическая роль аристократии утрачивается, демос берет все бразды правления в собственные руки. Общество, по справедливому замечанию К. Моссе, становится более эгалитарным (Mossé, 1985).

Если смотреть на интересующий нас здесь период с точки зрения двоевластия, временного и нестабильного равновесия между двумя ведущими социально-политическими силами, если учитывать таким образом переходный период данного хронологического отрезка, что можно сказать о механизмах и приемах политической борьбы, которые на этом отрезке практиковались? Данный вопрос уместнее всего также будет рассмотреть в сопоставлении V века с предшествующим и последующим столетиями.

Для политической жизни VI в. до н. э. было характерно наличие региональных группировок, столкновение интересов аристократии различных частей Аттики. Те силы, на которые опирались соперничавшие знатные роды, можно определить как группы их приверженцев, зависевших от них в экономическом, политическом, культовом отношениях, то есть в чем-то близких к римскому слою клиентов.

Соответственно, среди механизмов достижения и удержания власти, факторов, которые способствовали влиятельному положению того или иного аристократического лидера, следует назвать богатство, контроль над религиозной жизнью в аттических демах, традиционный престиж (основывавшийся на происхождении, военном лидерстве, участии в панэллинских играх), сеть межродовых связей – как внутриполисных, так и простирающихся за пределы Афин и т. д. О монополии аристократов на занятие должностей мы уже говорили: в архаическую эпоху она была еще более полной и непререкаемой, чем в V в. до н. э. Бесспорно, было бы преувеличением говорить, что демос на хронологическом отрезке между Солоном и Клисфеном не имел никакого отношения к власти. В ходе деятельности Солона активизировалась и стала более самостоятельной экклесия, появился суд присяжных (гелиея), комплектовавшийся из всего афинского гражданства. Характерная ситуация середины VI в. до н. э.: Писистрат, чтобы прийти к власти (речь идет об установлении его первой тирании в 560 г.), добивается именно у демоса предоставления ему отряда телохранителей (Геродот, История. I. 59; Аристотель, Афинская полития. 14. 1). Получается, что мнение гражданского коллектива немало значило в это время, коль скоро амбициозный аристократ обращается к нему за фактической легитимацией своих властных притязаний. Далее, вторым приходом к власти около 557 г до н. э. Писистрат был обязан сговору аристократических локальных группировок, но оформил свое возвращение как пропагандистскую акцию с культовым антуражем, обращенную ко всем гражданам. Имеется в виду его торжественный въезд в город в сопровождении рослой девицы, переодетой Афиной (Геродот, История. I. 60; Аристотель, Афинская полития. 14. 3). В третий раз (около 546 г. до н. э.) Писистрат стал тираном с помощью военной силы, вторгнувшись в Аттику. Но и здесь без воздействия на демос не обошлось. Уже разбив и обратив в бегство афинское ополчение в битве при Паллениде, тиран «придумал хитрый способ, чтобы воспрепятствовать бегущим вновь собраться и чтобы заставить войско рассеяться. Он велел своим сыновьям скакать на конях вперед. Настигая бегущих, сыновья Писистрата предлагали от имени отца ничего не бояться и разойтись всем по домам» (Геродот, История. I. 63).