Читать книгу "Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века - Сергей Охлябинин"

Сметь свое суждение иметь

«Среди барской обстановки, под теплым крылышком дедушки и неусыпным надзором двух старых дев, сестер его — росла моя мать, его единственная дочь Любочка. Всего у нее было вволю, все ее баловали и холили (матери она лишилась рано); но, как дочери богатого и знатного барина, ей не предоставлялось ни малейшей воли, не только поступать, но даже и думать, как поступали и думали дочери мелких дворян. А о чувствах и толковать нечего было: 17-летняя Любочка должна была чувствовать в унисон со своими старыми тетками — девами, не допускавшими никаких порывов, и признавать лишь волю отца, правда доброго, любящего, но твердо убежденного, что девушкам в особенности, как женщинам вообще, воли давать не следует, равно как и суждения своего не дозволялось иметь: все это было дело мужчины.

Дедушка, как и теперь многие отцы, был глубоко убежден, что никто не сумеет лучше его распорядиться судьбою дочери. Руководствуясь этим взглядом, он бесцеремонно отказывал всем женихам, просившим у него руки дочери, даже и ей не сообщая об этом. Когда же дед напал на подходящего жениха, он немедленно довел это до сведения дочки, как о деле решенном, предварительно погладив ее по головке и поцеловав: "Вот тебе, Любочка, настоящий жених; я хорошо знаю его отца и всю семью его: ничем не хуже нашей. Да и сам жених — молодец собой!" Этим было все сказано и решено; рассуждать и противоречить было немыслимо. Любочка молча приложилась к отцовской руке и пошла на свою половину. Никаких волнений, порывов или протестов не последовало, хотя Любочке нравился cousin ее, красавец Белуха-Кохановский. Но не такое было тогда время, чтобы сметь свое суждение иметь.

Затем были заздравные тосты, пиры, угощения; партия была вполне подходящая, обе семьи равно довольны; дедушка шутил и веселился более обыкновенного. Оркестр гремел по целым дням, песенники пели, актеры играли, все пили, ели, веселились; домочадцы щедро оделены, нищим много денег роздано. Избранный дедушкою зять — был мой отец» (Мельникова А. Воспоминания о давно минувшем и недавно былом).

Вкусы, взгляды, барские привычки

«.. .в усадьбу привез отец мой, после свадьбы, молодую жену свою, дедушкину дочь; в этом доме прожила до самой смерти своей эта чистая душа, никому не сделав зла, всепрощающая, безропотная и снисходительная к человеческим слабостям. Через два года после свадьбы отец мой лишился зрения; она с ангельским терпением несла крест свой до конца, ухаживая за мужем… Пуще всего мать моя боялась стеснить или обидеть кого бы то ни было. Ее детски невинную натуру глубоко коробило всякое бесцеремонное разоблачение человеческих язв, всякое проявление порока смущало ее; она, крайне брезглива, чуждалась всяких скандалов, как-то стыдясь их, и гадливо сторонилась от всякой грязи. Но, при случае, моя строго нравственная мать первой протянула бы руку падшей женщине и помогла бы ей, не стесняясь того "что скажут"…

На иной почве вырос отец мой, иная среда его воспитывала и обуял его иной дух, не дух кротости и смирения, каким была преисполнена мать моя, а дух властолюбия, единодержавия и нетерпимости. Его отец Прокопий Андреевич Устимович, тайный советник, был старый русский барин и вельможа; человек очень умный, сердечный, но чрезвычайно гордый и властолюбивый, не терпевший противоречия, с твердой волей, а подчас суровый, непреклонный, неумолимый.

Его уважали и боялись. Однажды, вследствие крупной сцены между ним и старшим сыном Адрианом, моим дядей, дед мой вскипел необузданным гневом и лишил сына своего наследства, и умер, не простив ему. По смерти деда все осталось меньшему сыну его Николаю, моему отцу. Но отец мой не захотел воспользоваться своими правами и по смерти главы семейства возвратил Адриану сполна следуемое ему по закону домоотцовское наследие. Об этом поступке моего отца знали все, не только в околотке, но и в губернии, сам он ни разу не упомянул об нем во всю свою жизнь.

Бабушка моя, Александра Андреевна, была большая барыня, под стать своему мужу, но совершенно расходившаяся с ним во вкусах и по характеру; серьезность и строгость мужа угнетающим образом действовали на нее.

Красавица, умница и прекрасно образованная, она была вполне светская женщина, веселая, милая, остроумная, и не могла мириться с деревенской жизнью, обстановкой и соседями. Ее тянуло к свету, к блеску, к удовольствиям, и она нашла полное удовлетворение своим вкусам в столице, где и провела с дедушкой несколько лет…

Отец служил в гвардии, жил весело, шумно, много взял от жизни, баловавшей его; поэтому и потерявши все, с утратою зрения он не переставал быть по-прежнему требовательным…

А между тем оба они, и отец, и мать, с виду столь несходные и даже разногласные, имели в сущности много общего между собою и никогда не ссорились серьезно; а главное, оба были дети своего века, века роскоши, баловства и приживалок, паразитов, прихлебателей, века пиров, банкетов и общего пускания пыли в глаза. Много денег ушло на это милое препровождение времени! Характеры родителей были различные (оттого, вероятно, и жили они дружно?), но вкусы, взгляды на главное в жизни и привычки барства — были те же.

Жизнь веселого дедушки, Андрея Федоровича, продолжалась и у нас, только несколько пожиже. Домашнего театра с доморощенными талантами у нас уже не было, но был свой оркестр, правда, не такой грандиозный, как в Шадеевке, а все же недурной; и "первая скрипка" отличалась талантом. Бывали и у нас гости, да помельче, бывало и у нас веселье, да не то: затей прежних не было, а хотя бы и были — то злодей денежный вопрос восставал, о котором у дедушки и помину не было» (Мельникова А. Воспоминания о давно минувшем и недавно былом).

Бонны и русская гувернантка

Предоставив нам краткое, но вполне объемное, живое описание своих родителей и дедов, Саша Мельникова подробно останавливается и на особенностях собственного воспитания. Неукоснительная твердость в соблюдении раз и навсегда заведенного в доме распорядка. Всё — по часам и минутам. Ритм дня — почти армейский. Однако понять этот размеренный быт дворянской семьи среднего достатка совсем несложно. Семеро детей, глава семейства наполовину выключен из игры, и фактически основная доля забот на плечах супруги. К тому же юным отпрыскам необходимо дать и образование. Причем это желание дать детям образование было в культурных дворянских семьях настолько твердым, что даже и в годы эмиграции (те, кого постигла эта ужасная участь) родители из последних сил и средств пытались сделать собственных детей образованными людьми.

И конечно же родителям нужно было хорошенько подумать и о начальном образовании их чад — умело выбрать достойных гувернеров или гувернанток.

«Нас, детей, было семеро: пять сестер и два брата. Несмотря на крепостное право и вполне помещичью обстановку со всеми угодьями и привольями, у нас не допускалось деревенской распущенности и воспитывали нас строго, серьезно и разумно. В доме царила общая дисциплина, не дозволявшая нарушения раз заведенных порядков и требовавшая безусловного повиновения воле старших, без всяких мудрствований.