Читать книгу "В пучине Русской Смуты - Максим Зарезин"

Нижний Новгород оказался ближним к Москве крупным городом с зажиточным, активным населением, крепкой земской традицией и действенным самоуправлением. Впрочем, не окажись здесь фигуры подобной Минину, все перечисленные предпосылки не сыграли бы должной роли. Минин сочетал в себе горячее патриотическое чувство с практичностью и прагматизмом, совмещал таланты хозяйственника, организатора и военачальника. Именно Минин в ходе августовских боев 1612 года в Москве с войском Карла Ходкевича заметил слабое место во вражеских порядках, указал на это Пожарскому, собрал нужные силы и, возглавив их, ударил по противнику. Успех этой атаки предрешил неудачу Ходкевича, спешившего на выручку польскому гарнизону Китай-города и Кремля.

Соратничество Пожарского и Минина — еще одна огромная удача: с одной стороны, этот альянс помогал посадскому миру соединиться со здоровой частью служилого сословия, с другой — способствовал привлечению дворян на службу земству. Выбор Пожарского красноречиво свидетельствует в том числе и о политических предпочтениях народной массы. По замечанию С. Ф. Платонова, семья военачальника пережила гонение и разорение такое же, какое переживала при Грозном вся удельная аристократия. Пожарские оказались в числе жертв опричнины и созданных ею придворных отношений и порядков, что, по мнению историка, сближает их с княжатами-олигархами. «С высоким понятием о своей родовой чести и с консервативным настроением Пожарский, разумеется, не мог ни служить самозванщине, ни прислуживаться Сигизмунду». «Не за личные цели он стоял и не целям какой-либо партии служил; он стоял за общее земское дело и служил ему чисто, прямо и честно», — пишет И. Е. Забелин.

Разумеется, выбор в пользу Пожарского не означает, что все ратники, служившие под его началом, разделяли мировоззрение князя Дмитрия Михайловича и людей его круга, но политический инстинкт безошибочно подсказал ополченцам, на кого они могут рассчитывать в тяжелую годину, кто не предаст их чаяния, и они нашли, вероятно, единственно верную кандидатуру. Характерно и то, как относятся к земской рати и его главе представители соперничающих групп правящего класса — деятели тушинско-романовского клана и потомки служилых князей. Если в Костроме Иван Шереметев попытался оказать нижегородцам сопротивление, то в Ярославле воевода Андрей Куракин встретил ополчение хлебом-солью и перезвоном колоколов.

Позже «Иван Шереметев со старыми заводчиками всякого зла, с князем Григорьем Шаховским, да с Иваном Плещеевым, да с князем Иваном Засекиным, атаманов и козаков научать на всякое зло, чтобы разделение и ссору в земле учинить, начали наговаривать атаманов и козаков на то, чтоб шли по городам, в Ярославль, Вологду и другие города, православных христиан разорять, да… чтоб у нас начальника, князя Дмитрия Михайловича, убить…».

В начале апреля 1612 года ополченцы вступили в Ярославль, где пробыли три с половиной месяца. Причина ярославского стояния и затянувшийся почти на два месяца поход от Волги до Москвы порождает споры историков. Вспомним, что чрезмерно медлительным, больше года, выдался и поход русско-шведского войска Скопина-Шуйского из Новгорода в столицу. Скопин совершенно сознательно не торопился в столицу, понимая, чем дольше он будет во главе войска, тем больше сделает для умирения страны.

Минин и Пожарский также не спешили к столице для соединения с Трубецким, сделав верные выводы из печальной истории «первого» ополчения. Чтобы не раствориться в казачьем войске, не плясать под их дудку, не погубить земское дело, для этого требовались силы, которыми пока ополчение пока не располагало. Накопление сил — главный смысл ярославского стояния. Численность ополчения выступившего из Нижнего, не превышала 5 тысяч человек, из Ярославля вышло уже около 10 тысяч ратников. Если бы не известие о подходе к Москве войска Ходкевича, Минин и Пожарский наверняка постарались бы еще задержать поход и собрать еще больше людей.

В Ярославле окончательно оформилось «земское правительство», образованное в Нижнем Новгороде — «совет всея земли» — «бояре и воеводы и по избранью всех чинов людей Российского государства в нынешнее настоящее время того великого государства многочисленного войска у ратных и у земских дел стольник и воевода Дмитрий Пожарский с товарищи». Пожарского избрали главой правительства «все служилые и не служилые люди за разум, за правду, за дородство, и за храбрость, к ратным и к земским делам». К этой форме правительственной организации страна уже привыкла — напомним, что уже год действовал «совет всея земли», ныне возглавляемый Трубецким и Заруцким. Два правительства действовали параллельно, принимая по своему усмотрению самые разнообразные решения. Например, 5 мая 1612 года Пожарский направляет в Велоозеро грамоту о постройке нового города, а 15 июня дуумвират издает грамоту о пожаловании некоему Григорию Пелехову имения в Переяславском уезде. Лонятно, что при объединении от лидеров двух ополчений требовалось поступиться властью, а подобная ситуация таила в себе новые угрозы.

Пожарский и Минин прекрасно понимали, что в Москве у них не останется выбора — либо иметь в лице воинства под командованием тушинского боярина Трубецкого сомнительных союзников, либо, оттолкнув их, приобрести открытого врага. Учитывая многочисленность казачьих отрядов, их несомненное превосходство в боевом опыте перед ополченцами, последним ничего не оставалось делать, как объединиться с Трубецким и казачьими атаманами и, стиснув зубы, терпеть их выходки вплоть до покушения на жизнь князя Дмитрия Михайловича.

Служивые люди, у которых казаки разоряли имения и вырезали семьи, да и прочие земские ратники имели свои резоны ненавидеть новоявленных «братьев по оружию». По отзыву Соловьева, казаки видели «злого врага в каждом мирном гражданине, живущем плодами честного труда»: «им нужно было опустошить государство вконец, истребить всех некозаков, всех земских людей, чтобы быть безопасными на будущее время». Об их опустошениях летописец говорит, что и в древние времена таких мук не бывало; воеводы доносили: «Там и там стояли казаки…. села и деревни разорили и повоевали до основания, крестьян жженых мы видели более семидесяти человек, да мертвых больше сорока человек, мужиков и женок, которые померли от мученья и пыток, кроме замерзших». После того как шайка атамана Баловня, состоявшая из черкас, литовских людей и русских «воров», побывала на Онеге, там было найдено 2325 трупов замученных людей. В 1614 году Яков Делагарди доносил из Новгорода: «казаков слишком много в стране… они грабят, жгут, убивают и творят такие жестокости с боярами, горожанами и крестьянами, женщинами и детьми, о каких никогда не слыхано и от язычников». Схожую оценку дает и русский летописец: «И многие беды деяху, различными муками мучили, яко ж в древних летех таких мук не бяше».

Современники свидетельствуют о «вражде великой» между воинством дворянским и казаческим после их соединения в августе 1612 года. Однако самые худшие предположения земской части рати не оправдались: несмотря на постоянные перебранки, раздрай, а нередко и бойкот со стороны Трубецкого, войско не раскололось и решило свою военную задачу — принудило польский гарнизон Кремля к сдаче и воспрепятствовало гетману Ходкевича прийти на выручку осажденным. Тем не менее день взятия Кремля 26 октября 1612 года был омрачен казачьими беспорядками, которые чуть не довели русскую рать до открытого междоусобия. Весьма странно, а быть может по-своему символично — в стиле оруэлловского «новояза», что именно эта дата недавно избрана в качестве празднования Дня национального примирения.