Читать книгу "Дом до свиданий и новые беспринцЫпные истории - Александр Цыпкин"

Каждый раз в письме извинялся, что никак они не могут созвониться, он работал в каком-то пригороде и дома появлялся только на выходных, и то нечасто. Да и София Яковлевна уже не в силах была ходить на телефонную станцию. Так что только строчки и буквы. Она и читать-то уже не всегда могла, больше слушала деда Колю в роли израильского информбюро. Хранила баба Соня письма на тумбочке у кровати, иногда возьмет в руки и спит с ними. Так и умерла с листками в высохшей ладони.

Дед Коля тогда все-таки дошел до телефонной станции и позвонил. Лёнечка ему опять ничего не сказал. Не смог.

Его папа не сломал руку, он по глупости утонул в январском море шесть месяцев назад, как раз когда бабушка вдруг заболела. Сказать бабе Соне правду сил ни у кого не было. А узнав, что ей недолго осталось, решили с мамой придумать историю про руку и про работу в пригороде. Деду Коле тоже ничего не сообщили, конечно. Лёнечка стал писать за себя, и печатать за отца. Через пару недель после смерти Софии Яковлевны от нее пришло последнее письмо.

Почта иногда так безжалостна.

Письмо было Лёнечке. Оно застало его в армии. В нем было всего четыре предложения, написанные неровным, выдыхающимся почерком.

«Спасибо тебе, мой любимый Лёнечка, за папины письма. Я всегда говорила Мише, чтобы он научился у тебя писать без ошибок. Не бросайте дедушку. Он вас так любит. Бабушка».

Лёнечка заплакал. Внутрь. Шла бесконечная арабо-израильская война. А на войне не плачут.

Дед Коля Лёнечку дождался. Пятнадцать лет. Они оба отсидели по полной.

Лёнечка извинился, что загрузил меня и как-то незаметно исчез. А может, просто лонгайленд был таким забористым.

Я лишь подумал, что не хочу в СССР. Никогда.

Э-ге-гей-карма

На злобу дня и в тему Обамы-геелюба достал из архива уморительную кармическую сагу, рассказанную мне одной питерской знакомой в разгар кризиса.

Она не дала начальнику, а через месяц он пригласил ее в ресторан и начал беседу с эпической фразы: «Катя, прости меня за тот случай. Я понимаю, как это было мерзко с моей стороны. Поверь, такого больше не повторится никогда».

Катя удивилась, так как в целом шеф ее особо-то правил приличия российских не нарушил. С чего такое раскаяние?

Но обо всем по порядку.

Итак, подруга моя пошла личным ассистентом к предпринимателю средней руки и средней внешности. Немного пухловат, немного начитан, о сотрудниках заботится, корона приемлемых размеров, женат, лицо приятное, даже, можно сказать, местами изысканное. Пытается хорошо одеваться и быть галантным. Не злой.

Поехали они вместе на какую-то мощную конференцию, на которой Алексей Александрович должен был выступить с презентацией. Ресторан в отеле неуютный, а подготовиться и правда надо. У шефа сьют с гостиной и спальней. Он предлагает доработать в номере, туда же заказать ужин. Катя, девушка «палец не клади никуда», в свои двадцать семь охлаждать пылких умеет лучше многих моих ровесниц, хотя и пуританкой ее не назовешь. Поэтому предложение пойти в номер поработать она не восприняла как оскорбление.

Сидят обсуждают выступление, пьют, естественно, шабли — что еще у нас считается аристократизмом? В один прекрасный момент Алексей Александрович кладет руку на Катино запястье и говорит:

— Я очень рад, что ты со мной работаешь.

Обручальное кольцо не вовремя сверкнуло, душевный начальник трогательно смутился и убрал руку.

Катя понимала, что за таким жестом последует следующий, но устраивать сцену не хотела. Мало ли, ошиблась в намерениях, да и потом человек хороший, милосердие никто не отменял. Хотя рабочий секс никогда ни к чему хорошему ее не приводил.

Пошла вторая бутылка, и малоопытный обольститель предпринял еще одну попытку. Поймав момент, когда Катя решила снять пиджак, он с неожиданной ловкостью подскочил, с еще более неожиданной нежностью помог и задержал руки на плечах чуть дольше, чем можно было объяснить случайностью. Намерения стали очевидными, но Катя надеялась избежать ссоры. Еще через пятнадцать минут Алексей Александрович предложил сделать своей ассистентке массаж головы, так как, дескать, он ему обучался у каких-то особо продвинутых мастеров. С анатомией у начальника было не так, как с массажем, голову он быстро перепутал с шеей, шею со спиной, а потом и вовсе попытался расстегнуть пуговицу на блузке. Катя встала с кресла и тихо сказала: «Я на работе не могу, и у меня есть молодой человек». Именно в такой последовательности, как бы щадящей эго руководителя.

Начальник опечалился, вернулся на свой стул, стал угрюмо пилить рыбу, и вскоре Катя ушла в свой номер. Надо отдать должное благородству А. А., никаких репрессий не последовало. Он искренне грустил, но на работе это не отразилось. Повторных штурмов не предпринималось, двусмысленных шуток не было — тоска, а не Дон Жуан. И вот вдруг это приглашение в ресторан с таким непредсказуемым началом разговора. И последовала исповедь.

Бизнес у Алексея Александровича был на редкость незамысловат. Торговля западными «бусами» для российских аборигенов. «Бусы» шли прекрасно, пока кое-что в Черном море не стало нашим, а отечественной валюте не стало дурно, вместе с ее хранителями. Ситуация А. А. была проста и безнадежна. Закуплен товар по одному курсу, а продавать нужно по совершенно другому. Бизнесмен наш был патриотичен и патриархален, но данные скрепы не влияют на курс и задолженности.

Пришлось благородному русскому князю собираться в Золотую Орду, договариваться об отсрочках, скидках… Владелец «бус» и кредитор сказал приезжать в город NN, где он вещал со средней трибуны на какой-то бессмысленной профессиональной конференции. Поселился должник в соседнем с объектом челобитной отеле омерзительных четырех звезд. А. А. выслушал доклад, аплодировал громче всех и даже хотел встать, чтобы публично прослезиться.

После выступления Анри окружили, и А. А. не смог с ним поговорить. Вскоре ему была прислана смс с предложением встретиться в лобби около девяти. Алексей Александрович посмотрел на часы и понял, что до девяти целых двадцать одна тысяча семьсот сорок восемь секунд. Терпеть он мог с трудом. Ровно в девять, вооружившись компьютером, презентацией и скорбным выражением лица, наш герой вошел в лобби. Анри сидел с какими-то буржуями и попросил А. А. подождать за соседним столиком. Прошло еще тридцать минут. Патриотизм торговца начал кипеть. Он втыкал Анри «Искандеры» прямо туда, куда его послал российский банк, в который А. А. пришел за отсрочкой платежа по кредиту. Неожиданно француз встал, подошел к Алексею Александровичу и предложил пойти к нему в номер, так как в лобби поговорить им не дадут.

Где-то глубоко в животе у российского предпринимателя похолодало. Надо сказать, Анри выглядел именно как те, кого некоторые российские ценители прекрасного предлагают кастрировать. Такой радикализм А. А. не поддерживал, но просто сажать считал очень хорошей и перспективной идеей. Это не мешало ему (как водится) вести бизнес с подозрительно метросексуальным Анри, но после каждого рукопожатия он особенно тщательно мыл руки. Анри же, наоборот, очень тепло относился к российскому партнеру, обнимал при редких встречах и присылал подарки на Рождество. Это, конечно, ничего не значило, но в брутальной России считалось странным. Тем не менее открыто тема никогда не поднималась, с поличным Анри пойман не был, и вообще, у него, как говорили, была жена.