Читать книгу "Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю - Борис Джонсон"

Прошло более века с того времени, когда Черчилль обличил этот позор – людей, заседающих в парламенте по праву наследства, – а в палате лордов по-прежнему есть наследственные пэры. Это показывает, что либо он был чудовищно радикален, либо он слишком опережал свое время.

Бюджет все же был утвержден после потрясающей конституционной конфронтации. Король согласился при необходимости утвердить достаточное количество либеральных пэров, чтобы протаранить скамьи палаты лордов и победить большинством голосов консервативных реакционеров. Тогда пэры-землевладельцы уступили. Ллойд Джордж и Черчилль добились своего. Британия вступила в столетие перераспределения богатства.

Он был в не меньшей степени леваком – по крайней мере в глазах тори, – когда пришел в Министерство внутренних дел. Он снижал сроки тюремного заключения, в то время как большинство его предшественников на этом посту стремились удлинить их. Он уменьшил использование одиночного заключения. Он создал в британских тюрьмах различие между политическими заключенными и обычными уголовниками – это различие и сегодня стоит поперек горла многим людям правых взглядов. Он мог жестко высказываться и о большевизме, и о содомии, но, когда дело доходило до применения закона, Черчилль был само милосердие. На протяжении своей жизни Черчилль выказывал добродушное безразличие к сексуальным предпочтениям людей (в действительности Эдди Марш был геем, о чем Черчилль наверняка знал), и он старался уменьшить наказания за действия, которые в то время считались уголовным преступлением. Когда ему сказали, что один мужчина был приговорен к десяти годам каторжных работ за содомию, он написал должностным лицам: «У заключенного уже было два ужасных приговора семилетних каторжных работ, один – за воровство сока из плодов лайма, другой – за воровство яблок. Вполне возможно, что он перенял неестественные привычки в заключении». Это письмо говорит о природной склонности Черчилля к милосердию – и о варварской природе правосудия в эдвардианской Англии.

Когда тори заявили, что Черчилль слишком мягок к молодым преступникам, он даже разыграл антибуллингдонскую[54] карту. Лорд Уинтертон, тори правых взглядов, резко критиковал Черчилля в палате общин за отказ лишать свободы некоторых молодых нарушителей. Черчилль ответил: «Я хочу привлечь внимание страны… к настоящему бедствию, когда 7000 юношей бедных классов ежегодно посылаются в тюрьму за те проступки, при совершении которых благородный лорд в университете не претерпевает даже малейшего неудобства». Можно представить, как кипели от ярости некоторые парламентарии, что их студенческие проделки, совершенные под воздействием шампанского, ставили в один ряд с обычной преступностью, – и это делал человек, даже не учившийся в университете и тем более не удостоившийся чести избрания в Буллингдон. Более здравомыслящие люди, разумеется, полностью согласились бы с Черчиллем.

То, как Черчилль управлялся с забастовками и восстаниями, предшествовавшими Первой мировой войне, подверглось вопиющим наговорам со стороны современной Лейбористской партии. В 1978 г. лейбористский премьер-министр Джеймс Каллаган сказал, что у семьи Черчилль была «вендетта» против шахтеров Тонипенди. Совсем недавно, в 2010 г., муниципалитет в Южном Уэльсе попытался избавиться от его имени в названии местного военного лагеря, и по-прежнему некоторые лейбористские парламентарии готовы заявить вам, что в 1910 г. Черчилль послал армию на жестокое подавление безоружных рабочих. Это все вздор.

Документы явно свидетельствуют, что войска в Тонипенди проявляли сдержанность. Более того, тори критиковали Черчилля за то, что он действует слишком нерешительно и держит войска в резерве. Верно, что он послал армию для противодействия докерам, громившим Ливерпуль в 1911 г., и верно, что был открыт огонь. Но нанесенный ущерб был огромен, требовалось установить контроль над положением, и при этом личные симпатии Черчилля были на стороне бастовавших, как до того в Тонипенди – на стороне шахтеров. «Они крайне бедны, их труд скудно оплачивается, и теперь они страдают от голода», – говорил он. О докерах, бастовавших в Лондоне, он доложил королю, что их «недовольство бесспорно, и гарантированное заметное увеличение зарплат должно способствовать улучшению здоровья и повышению удовлетворенности класса рабочих, подвергаемого чрезмерному напряжению. А от него существенно зависит работа организма нашей цивилизации».

То и дело Черчилль не может вытерпеть несговорчивость хозяев и становится на сторону профсоюзов. Когда он был министром вооружений, то столкнулся в 1917 г. с забастовкой рабочих военной промышленности в районе реки Клайд. Он пригласил их представителей на чаепитие с пирожными в свое министерство. Черчилль решил проблему, дав надбавку в 12 процентов. Он внес законопроект о вооружениях, чтобы уменьшить недовольство рабочих, и сказал: «Никакой рабочий не может быть наказан за принадлежность к профсоюзу либо за участие в трудовом споре».

Что касается Всеобщей стачки 1926 г., то Черчилль, разумеется, прилагал все усилия, чтобы преодолеть кризис, – но скорее принадлежал к примиренческому крылу в своем подходе к деталям спора. На протяжении лета и осени он пытался убедить владельцев шахт согласиться на минимальную заработную плату для их обнищавшей рабочей силы, но потом заявил, что капиталисты проявили «упорство» и «безрассудство». Тори снова окатили его презрением – на их взгляд, он пытался воспрепятствовать праву менеджмента на руководство.

Есть и многое другое. Если мы хотим оправдать включение Черчилля в великий пантеон законодателей левого фланга, мы можем припомнить снижение им пенсионного возраста с 70 лет до 65 (сегодня мы вынуждены аннулировать эту избыточную щедрость), или его неоднократные призывы к национализации железных дорог, или его предложение о конфискационном налоге для спекулянтов военного времени, или его внедрение в британскую промышленность перерыва на чаепитие, который так полюбили строптивые профсоюзные уполномоченные 70-х.

Так каков же он? Пришло время Уинстону Черчиллю показать себя в истинном свете. К какой части политического спектра он относится? На эту тему у Гилберта и Салливана[55] есть строчки: «Любой ребенок, что в мир попал,/Политик, пусть мелковатый./Один из них – уже либерал,/Другой – скорей консерватор».

Фабианцы Сидней и Беатриса Вебб превозносили Черчилля как самого прогрессивного политика своего времени. Но его коллега, либеральный парламентарий Чарльз Мастерман, почти одновременно с Веббами заявил, что Черчилль – «исконный и неизменный тори». Наверняка кто-то из них заблуждался.

Конечно, и сейчас, и в прошлом многие люди объясняли эту тайну просто – тем, что Черчилль был флюгером, он говорил множество разных вещей в разное время, в результате чего, по словам Бивербрука, стал вмещать все мнения по всем вопросам. Или, как выразился Асквит: «У Уинстона нет убеждений».

Я не уверен, что нужно придавать большой вес критике слабого Асквита, – этот человек неоднократно обманывал Черчилля, а во время заседаний кабинета писал патетические любовные письма Венеции Стэнли. Он частенько напивался и посылал за Черчиллем, чтобы тот брал на себя его обязанности. Карьера Черчилля покрывает огромный отрезок британской истории. Он занимал высокий государственный пост почти непрерывно с 1905 по 1922 г. – семнадцатилетний промежуток, который с легкостью затмевает сроки большинства современных политиков. И это был лишь его начальный период – до того, как он стал канцлером казначейства, не говоря уже о назначении на пост премьер-министра.