Читать книгу "Город под кожей - Джофф Николсон"

Постепенно мать начала вносить в программу воспитания сына новые элементы. Впоследствии он уже не смог вспомнить, в каком был возрасте на момент первого испытания. Ему казалось, что так было всегда и продолжалось целую вечность. Сколько же лет ему тогда было? Восемь? Шесть? Неужели правда?

Мать и сын ехали в машине, очень быстро, непристегнутые, погруженные в молчание. Пацан сообразил, что мать выпила. Они выполняли заказ на другом конце города, что-то покупали, продавали, доставляли и теперь проезжали через отдаленный район, где ему пусть редко, но приходилось бывать раньше – людные улицы, сомнительные типы в подворотнях, – как вдруг мать резко остановила машину у бордюра и скомандовала: «Все. На выход!»

Пацан не понял, чем провинился. Мать почти всегда была чем-нибудь недовольна. Ее бесило буквально все на свете: чьи-то слова, что-то увиденное по телевизору, но чаще всего недовольство вызывал он сам. Однако на этот раз пацан был совершенно уверен, что не сделал ничего дурного, да и говорила мать без злобы, что испугало его еще больше.

– Мы сделаем из тебя мужчину, – пообещала мать. – Выходи из машины. Посмотрим, найдешь ли ты дорогу домой.

Она произнесла эти слова совершенно спокойно, как будто все матери поступали с сыновьями таким образом.

– Хорошо, – сказал пацан – иной ответ был просто невозможен – и вышел из машины. Он еще надеялся или, скорее, питал иллюзию, в которую сам не верил, что мать вот-вот улыбнется, скажет «ладно, проехали», что все окажется шуткой, проверкой, не распустит ли он нюни. Он не был плаксой. Однако мальчишка остался стоять на улице, а мать, рывком захлопнув дверцу, уехала. Даже не помахала на прощанье.

Пацан стоял на тротуаре один, без слез в глазах, вдали от дома, понимая, что в определенном смысле так будет всегда. Он найдет дорогу домой. Конечно, найдет. Адрес он знал, в кармане лежали кое-какие деньги, язык не отнялся, можно расспросить прохожих, дойти пешком или доехать на автобусе. С ним ничего не случится. Хоть он и пал духом, ему ничто не угрожало. Он достаточно быстро добрался до дома, не испытывая страха, полагая, что мать осталась довольна, хотя та ничем этого не выказала. Неделю спустя она повторила заезд, через неделю – еще раз, и пошло-поехало. Каждую неделю мать высаживала его все дальше, в подозрительных, незнакомых районах города.

Он подумал, не купить ли тайком карту – ее легко было спрятать в доме; решил не покупать – какое-никакое, а все-таки жульничество. Разумеется, он иногда плутал, но ни разу не заблудился окончательно и в конце концов выучил город наизусть. Где бы он ни оказался, нигде не чувствовал себя чужаком. Даже когда он не знал названия улицы или района, достаточно было взглянуть на определенные ориентиры, обратить внимание на рельеф, ощутить контуры города, приметить, откуда падает свет, оценить видимый горизонт, и тут же приходило ощущение – он дома.

По дороге пацан внимательно наблюдал, обращая внимание на изменения в облике города, характерные черты районов и общин, образ жизни людей и причины того, почему они так живут – вместе или раздельно, в домах или лачугах, в квартирах или богадельнях, богато или беспросветно, с достоинством или как побитые собаки. Он видел сгустки жизни, отдельных судеб, непрерывное движение, агрессивность, различные формы симбиоза и паразитирования, непрерывный поток и взаимный обмен деловой жизни. Пусть он был всего лишь мальцом, неспособным охватить полный смысл увиденного своим разумом и тем более выразить его словами, уже тогда ему хотелось стать частью гигантского организма, возглавить его. Пацан не сомневался, что так и случится.

Он все меньше торопился возвращаться к матери. Стал попадать в неприятности и устраивать неприятности другим. Это окончательно его закалило. Очевидно, на это и рассчитывала мать. От него не требовалось соревноваться в чистоплюйстве. От него требовалось находить дорогу домой из далеких мест, проваливаться в ямы, выбираться из ям, принимать нужные решения, выживать, преуспевать.

Неприятности принимали различные формы. На иные – мелкие хищения, воровство всякой всячины из магазинов, редкие карманные кражи – толкала необходимость. Пацан многое усвоил – например, соотношение причин и следствий и особенно непредсказуемость последних. Иногда он заходил в магазин, снимал с полки десяток компакт-дисков или в книжную лавку – запихивал за пазуху столько комиксов, сколько помещалось, и выходил на улицу как ни в чем не бывало, несмотря на видеокамеры, сигнализацию и охранников. В других случаях достаточно было схватить с рыночного прилавка одно-единственное яблоко, и малахольный хозяин лотка устраивал погоню через весь район. Такой опыт шел на пользу.

Ему самому проблемы по большей части создавали не взрослые, а другие пацаны. Вид одинокого мальчишки из чужого района, даже крепкого на вид, был нестерпимо оскорбителен и вызывающ. Чужака следовало проучить, чтобы не шлялся где вздумается. Такого полагалось обзывать, дразнить, спихивать с тротуара, ставить ему ножку и отбирать у него деньги. Пацан раз за разом заставлял обидчиков пожалеть о содеянном. В стычках не всегда удавалось взять верх, но у него имелся редкий талант – он любого умел заставить почувствовать свое превосходство. Если обстановка требовала делать ноги, он убегал. Он не видел в бегстве ничего постыдного и бегал хорошо в меру своих физических возможностей.

Возможности эти как-то раз подверглись особенно серьезному испытанию. Ему было уже тринадцать. Стоял тусклый зимний день, съежившийся под затянутым серой мутью небом, в воздухе пахло снегопадом. На углу отирались пятеро мальчишек, с виду – легкая добыча.

Все – иностранцы, и не просто нездешние, а с темно-лиловой кожей, в чудной одежде. Они выглядели нелепо для этого района, как и любого другого в городе. Парни были невероятно высокого роста; казалось, что в руках и ногах у них имелись лишние суставы. Они стояли, прислонившись к расписанной граффити автобусной остановке, ссутулившись, понурив головы, но все равно смотрели на него сверху вниз. Пацана это не остановило – не мог же он пройти мимо просто так, ничего не сказав и не сделав.

Впоследствии он заподозрил, что судьба столкнула его с получившими беженский статус марафонцами, но в тот момент ничто не предвещало неприятностей. Парни курили самокрутки. Проходя мимо, пацан не удержался и бросил: «Эй, мальцы, будете курить, не вырастете большими». Ничего обидного, не так ли? А эти отреагировали, будто их обложили по матушке.

Все пятеро резко, синхронно распрямились. Они не обменялись ни словом ни с ним, ни между собой, однако что-то мгновенно переменилось в их облике, отчего он стал величественным и грозным. В воздухе повисло ощущение опасности. В руке одного из пятерых мелькнуло лезвие ножа. Пора драпать. Пацан припустил так, как никогда не бегал. Что его напугало? Черная кожа незнакомцев? Возможно. Скорее всего – их совершенно чужеземный облик. Трудно сказать, по каким правилам пойдет разборка, если – или когда – его поймают.

Чужаки бежали очень красиво. Даже в спешке пацан нашел время, чтобы обернуться и посмотреть. Его собственные руки и ноги судорожно мельтешили, легкие не попадали в ритм, а эти парни бежали легко, непринужденно, их ноги-веретена едва касались земли. Они попросту над ним забавлялись, не прикладывая заметных усилий. Чуть прибавив, чернокожие парни могли бы легко настигнуть беглеца, но растягивали удовольствие, ждали, пока он выдохнется. Пацан бежал, пока хватало сил. Сначала рванул, потом начал выдыхаться. Погоня приближалась к закономерному концу.