Читать книгу "Бунтарь. За вольную волю! - Юрий Корчевский"

Гетман Жолкевский послал переговорщиком к наёмникам Делагарди своего племянника, предложив им почётную капитуляцию. Наёмники капитуляцию приняли и бросились грабить обозы – свои и русские. Наёмная армия вмиг перестала существовать.

Дмитрий Шуйский отдал запоздалый приказ об отступлении. Но было поздно, ратники бежали в окружающие леса, избегая смерти или плена. Сам Дмитрий бросил войско, позорно бежал, утопив боевого коня в болоте. В Можайск, к Валуеву приехал на облезлой деревенской кляче, сообщив о разгроме царской армии. Валуев сдался полякам. Царь «стараниями» своего брата остался без боеспособной армии.

Поляки захватили Вязьму, а Лжедмитрий занял Серпухов. Царь, цепляясь за власть, рассылал грамоты в города, призывая собираться ополчению. Но ему никто не верил, памятуя о смерти Скопина-Шуйского и разгроме армии, предводительствуемой Дмитрием, братом царским. В Москве начались волнения. Горожане шли в Кремль и под стенами дворца кричали: «Ты нам не государь!»

Царя свергли, постригли в монахи. Власть перешла к семи знатным боярам. Их делегация отправилась под Смоленск к Сигизмунду и подписала позорный договор о признании русским царём королевича Владислава, сына Сигизмунда.

Самозванец Лжедмитрий полякам стал не нужен и был убит в Калуге.

Вскоре бояре впустили в столицу польский гарнизон. Отступавшие наёмники Делагарди начали захватывать и грабить русские города.

Отряд Михаила, бросившийся к плетню ещё до начала боя, попал в трудную ситуацию. Пищальники успели дать залп по пехоте, лучники осыпали поляков стрелами. Но отряд мал, всего полторы сотни, и сосредоточен был на узком участке. Правее на двести аршин пехота успела прорубить в плетне проход, через который ринулись польские гусары. И сразу к отряду Михаила. Пищали ещё не успели перезарядить, лучники стрелы пускали. Но у ополченцев пеших копья были короткие, не как у наёмников. Поляки начали рубить ополчение. Стараясь сберечь ратников, Михаил громко крикнул, перекрывая шум схватки:

– Отступаем в лес!

Это было единственным спасением. Кто из ополченцев услышал, побежали к деревьям.

– Заряжайте пищали! – приказал Михаил, как только пищальники забежали за деревья.

Всадников сдерживала пара десятков ополченцев. Либо не услышали приказ Михаила, либо были связаны боем и не могли отступать. Гусары, преимущество которых в численности было подавляющим, порубили ополченцев, поскакали к лесу. Да среди деревьев не разгонишься. Когда они только подъезжали, Михаил приказал.

– Пли! Лучники тоже.

Кое-кто из гусар успел въехать в лес, а здесь манёвра нет, как и видимости. Из-за деревьев пешцы стали колоть копьями, налетать по два-три человека на всадника, рубили боевыми топорами, от которых не спасала броня. Потеряв от пищального огня и в схватке в лесу полсотни воинов, поляки выбрались в поле. Михаил отвёл своих людей подальше, посчитал. Потери большие, боеспособных набралось семь десятков и ещё десяток раненых. Их сразу отправил в деревню, к лекарям.

– Отдыхать всем, но оружие из рук не выпускать! – распорядился Михаил.

А сам побежал к опушке, наблюдать. Решил – если начнётся бой основных сил, в удачный момент ударить полякам во фланг или в тыл. Отряд его невелик, но паника среди врага возникнуть может. Окружения боялись обе противоборствующие стороны. Бой протекал на глазах Михаила. Чтоб лучше видеть, он даже взобрался на дерево, оседлав толстую ветку. Видел, как поляки погнали нашу конницу, как та при отступлении смяла ряды нашей пехоты. От злости Михаил скрипел зубами и матерился в голос. Как же бестолково руководил Дмитрий Шуйский. Хуже некуда, как будто специально вывел армию для разгрома. Сразу вспомнил слова воеводы Валуева:

– Никчемный воевода брат царский. Попомнишь мои слова, когда в первом же бою кровью умоемся.

Желание ударить в тыл полякам сразу ушло. Зачем попусту губить отряд? Слез с дерева, вернулся к отряду. Шум битвы долетал до бивака.

– Что там? Как наши? – сразу подступили к нему ратники.

– Глаза бы мои не видели такого позора!

Сложные чувства одолевали Михаила. Гнев на Дмитрия, раздражение, жалость к рядовым ратникам, разочарование.

– Уходим! Я думаю, не последняя это сеча!

Никто не протестовал, полагались на Михаила. Хоть и князь, а держится просто и ополченцев зазря не подставляет под клинки гусаров или казаков.

Михаил досадовал на себя. Во-первых, плохо учил историю в школе, иначе бы под Смоленск не пошёл. Во-вторых, и сам промашку дал. Надо было пищальникам сделать залп и сразу бежать в лес, все бы целы остались. Но Михаил полагал задержать врага на какое-то время, дать возможность армии построиться и выступить из лагеря. А всё нерешительность, тугоумие и беспечность Дмитрия. Но теперь об этом поздно сожалеть.

Михаил с отрядом по лесам, стараясь не попадаться на глаза полякам и людям Лжедмитрия, двинулся к Москве и в несколько дней добрался до столицы. Оставив отряд в близкой к городу деревушке, отправился к Авраамию. На улицах лишь горожане, ратников не видно.

Отца Авраамия на подворье Троице-Сергиева монастыря не оказалось. Послушник сказал, что келарь отбыл в монастырь сегодня утром, узнав о поражении войск Дмитрия.

Михаил уселся на лавку, раздумывая, что предпринять. Распустить отряд можно, сняв с себя груз забот. Людей надо кормить, одевать-обувать, на ночлег устраивать. На всё деньги потребны. Какое-то время продержаться можно, неделю-две. А потом? Распустив боеспособную и оружную команду, навряд соберёшь её потом. Надо двигаться в Нижний Новгород. Именно там немного более чем через год возникнет волна ополчения во главе с Мининым. Уже позже командовать ратью призовут воеводу, князя Пожарского. Он один из немногих, кто не запачкал своё имя служению полякам или сброду Лжедмитрия.

Михаил вернулся к отряду, собрал всех.

– Я иду в Нижний. Кто не хочет, может вернуться к своим семьям, неволить никого не буду. Пищальникам, кто уходить надумает, оружие сдать, как и огненный припас. Даю время на раздумье, через час соберёмся.

– А что в Нижнем делать будем, князь?

Не мог же Михаил сказать, что он знает историю, а сам человек не этого времени? Соврал, для благого дела можно:

– Встречался я в Москве-городе с нужным человеком. Годик придётся выживать самим, на хлеб зарабатывать. У кого мастерство какое в руках есть, работать. Кто только воевать способен, в охрану купцам. А осенью следующего года новое ополчение на поляков пойдёт. Сон мне вещий был, такое редко случается, прогоним неприятеля со своей земли, да нового государя Господь даст, причём на многие года, и безвременье кончится.

Слушали ратники князя внимательно. Ни разу Михаил данного слова не нарушал, потому верили. И раздумывать не стали. Со всего отряда трое сразу ушли, оставив оружие, остальные зашумели:

– Остаёмся, князь! Веди к Нижнему. Не подведём!

Михаил в душе опасался, что большая часть отряда уйдёт. У людей семьи, которые содержать надо, а вот поди – общественное благо выше личного поставили. Да и выбора особого не было, видели уже, как под ляхами живётся. Для ляхов русские люди – второй сорт. Больше всего опасались, что, придя к власти, поляки станут насаждать свою, католическую, веру. Не зря же они осаждали Троице-Сергиев монастырь, держали там серьёзные силы, поскольку считали его духовным сердцем Руси.