Читать книгу "Время Тигра - Энтони Берджесс"

– Наверно, ты права. Очень уж я устал.

– И я тоже.

Реальность перестала быть скучной на домашнем отрезке тимахской дороги. Убаюканные, беспечные, одурманенные гулом мотора, бесконечно пробегавшими мимо каучуковыми поместьями, джунглями, зарослями, редкими лачугами, они практически не придали значения стоявшей сожженной машине, искореженной груде металла, загородившей дорогу. Алладад-хан воскликнул при виде нее и свернул вправо. Там хватило бы места проехать, если машина возьмет травянистый склон…

Краббе отчетливо видел желтых мужчин с ружьями, видел, как они целятся с серьезной сосредоточенностью. Потом услыхал, как весь мир треснул, и трескался снова и снова. А потом руки Алладад-хана отпустили руль. Он в смертельном изумлении схватился за правую руку. Автомобиль взбесился, Фенелла завизжала. Краббе дотянулся, схватил руль, вновь овладев машиной.

Бездыханные полмили, и обе ноги Алладад-хана крепко ударили по педалям. Машина остановилась. Алладад-хан тяжело дышал, исходил потом, завернутый рукав весь в крови, кровь текла по предплечью.

– Возьмите платок, – сказал Краббе, когда Алладад-хан перебрался назад. – Наложите шину. Остановите кровь. – Фенелла нашла в сумочке карандаш, завязала платок, сунула карандаш в узел, начала крутить.

Краббе был за рулем.

– Слава богу, недалеко от больницы Сунг-кит, – сказал он. – Миль десять.

– По-настоящему глубоко, – объявила Фенелла. – Рука раздроблена. Чертовы свиньи, – добавила она. Алладад-хан застонал. – Ну, ну, дорогой, – утешила его она. – Скоро все будет в полном порядке. Теперь недолго.

Краббе прибавил скорость, пустился во всю прыть. Прошло немало времени, прежде чем он понял, что снова ведет машину. Больше того, хорошо ведет. И поистине возликовал. Ему почти хотелось запеть.

12

– Нет, – сказал Бутби, – не присаживайтесь. Так и стойте.

– Я так понял, стоять можно вольно? – уточнил Краббе.

– Прошло время для чертовых дурацких шуточек, – сказал Бутби. – Вы сейчас свое получите. Хотите погубить свою собственную карьеру, я не возражаю, но когда стараетесь заодно погубить и мою…

– Я до сих пор не знаю, что произошло, – сказал Краббе. – Признаю, что я не был на ленче, на Дне физкультурника, но сделал все, что мог. Звонил в офис. Не моя вина, что вы сообщения не получили.

– Дело все в том, – сказал Бутби, – что вы специально решили отсутствовать. Знали, что должно произойти.

– А вы знали?

– Не валяйте дурака, черт возьми. Один вы знали, причем потому, что это ваша идея. Вы все это затеяли.

– Я до сих пор не знаю, что произошло.

– Я вам расскажу, черт возьми. Все там были, султан, ментри безар, и британский советник, толпы народу из Куала-Лумпура, бог весть сколько царственных особ со всей Федерации. Сыграли гимн штата, все было хорошо, пока не объявили первое соревнование по легкой атлетике.

– Да? И что случилось?

– Вам чертовски отлично известно. Ничего не случилось.

– Ничего?

– Эти маленькие ублюдки просто так и остались сидеть. Отказались, будь я проклят, участвовать в любом состязании. Кроме юниоров. Поэтому мы увидели только бег с яйцами в ложках, бег в мешках, прыжки в длину и в высоту. Вот такой День физкультурника.

– Кто-нибудь что-нибудь сделал по этому поводу?

– Я сам вопил до посинения. Потом ментри безар обратился к мальчишкам-малайцам, Коран процитировал. А некоторые из них до чертиков смахивали на баранов.

– Ясно. Кто был заводилой?

– Откуда мне знать, черт возьми? Знаю только, это ваша идея.

– Со всей серьезностью, держа себя в руках, спрошу, почему вы так думаете?

– Почему я так думаю? Мне это нравится. С тех самых пор, как вы тут, все время поощряете мальчишек нарушать дисциплину. Возьмите то самое дело насчет исключения. Я был прав, и вы это дьявольски хорошо знали. Но им говорили, будто я не прав. Мне все известно, не думайте. Сказали, будто я проклятый тиран. И стояли за той самой демонстрацией протеста, когда я побил палкой старост. И когда отменил выходной из-за плохих экзаменационных отметок. Все стало ясно. Паре здешних старост хватило ума, черт возьми, сообразить, с какой стороны хлеб маслом намазан. Я все про вас слышал. Парень, на которого вы ополчились, тот самый парень-китаец, которого вы называете чертовым коммунистом, кое-что мне рассказал.

– Например?

– Например, что вы сами симпатизируете чертовым коммунистам. К себе на квартиру его привели и сказали, коммунисты правы, а британцы не правы, не признавая коммунистическую партию. Будете отрицать?

– Я пытался кое-что из него вытянуть. И по-прежнему утверждаю, что он коммунист, а если вы присмотритесь повнимательней, может быть, обнаружите в нем корень ваших проблем. Я и раньше вам говорил, да вы ничего делать не пожелали по этому поводу.

– Этот парень-китаец у меня лучший староста, черт побери. Именно он вчера всех уговаривал, угрожал даже. Был в слезах. Сказал, школа опозорена, я опозорен, принцип демократии опозорен. Вот. Что вы на это скажете?

– Только одно. Чересчур вы наивны для этой жизни, будь я проклят.

– Слушайте, – грозно сказал красный Бутби. – Я скажу, что с вами будет, Краббе. Вас переведут, и к тому же с чертовски плохим отзывом. А в конце срока службы, по-моему, взашей выгонят.

– Знаете, Бутби, наверно, на самом деле это я наивен. Просто не понимаю. Все делал для этих мальчишек, даже думал, будто кое-кто из них меня любит. Думал, будто действительно с ними поладил.

– О, вы с ними в самом деле поладили. Устроили славный эффектный мятеж. Выставили меня и всех прочих кучей чертовых дураков.

– Бутби, поверьте, я с этим делом ничего общего не имею. Честно сказать, вы никогда мне не нравились. Я всегда вас считал неумелым автократом, несимпатичным, наихудшим директором для такой школы. Но мне никогда даже в голову не приходило делать что-либо настолько нелояльное, настолько…

– Да, я ваше мнение обо мне точно знаю. Точно знаю, чем вы занимаетесь день за днем в классе, на спортивной площадке, в столовой, на собраниях старост. Вы их настраивали против меня, значит, настраивали против всего, на чем школа стоит. Вы предатель. Всегда были предателем. И в награду получите, что полагается проклятому предателю, обождите, увидите.

– Очень жаль, что вы так считаете, Бутби. Поистине жаль. Вы совершаете очень серьезную несправедливость по отношению ко мне.

– Лучше вот на это взгляните, – сказал Бутби, протягивая отпечатанный на машинке листок. – Свидетельство о ваших поступках. Протест одного из самых лучших в этой школе парней.

И Краббе прочел:

«Дорогой сэр!

Надеюсь, вы простите, что я вам пишу, но я понял, что меня все больше тревожат некоторые вещи, которые говорит в классе мистер Краббе, учитель истории, особенно насчет руководства школой. Знаю, я говорю от имени всех мальчиков, когда говорю, что такие вещи ему не следует говорить. Он говорит так, будто сам руководит школой, и всегда критикует вещи, которые вы, сэр, делаете для того, чтобы школа была полезной и счастливой школой.