Читать книгу "Повседневная жизнь "русского" Китая - Наталья Старосельская"

Жизнь становилась все более невыносимой.

В 1935 году СССР продал свою часть железной дороги японцам. Русским служащим пришлось выбирать: остаться в Маньчжурии и жить под постоянной угрозой увольнения; вернуться в новую, незнакомую, по сути, Россию; уехать в Америку или Австралию. На последнее, как правило, решались те, у кого там были родственники или знакомые — легче было получить визу, существовала хоть какая-то возможность не пропасть на первых порах, а потом «зацепиться».

Значительная часть харбинцев поддалась советской пропаганде и отправилась в СССР, не желая верить слухам о царившем там терроре. И хотя от большинства из них не пришло никаких известий, за ними последовали другие.

«В городе царила лихорадка отъезда, сопровождавшаяся скупкой товаров, и это продолжалось несколько месяцев, — пишет Ольга Ильина-Лаиль, — бывшие железнодорожные служащие готовились к массовому исходу. Потом Харбин успокоился и стал даже слишком тихим: люди с достатком уехали, никто больше не брал уроки иностранного языка или танцев, никто не занимался торговлей. Отъезд богатых семей сразу изменил статус города: богатые уехали, а бедные стали еще беднее. Кроме того, японцы алчно вывозили богатства Маньчжурии: зерно, минералы и все, что могли, и очень быстро Харбин, некогда изобильный, обнищал».

По словам Елены Якобсон, в это время распадались многие старые браки, скоропалительно заключались новые; кто-то покидал своих родителей, а кто-то отправлял их в Россию.

Больше эти люди не встретились…

«Мы с мамой пошли проводить одного нашего друга, — пишет Е. Якобсон. — На станции не было счастливых лиц. Одни были угрюмы, другие — решительны. Некоторые тихо плакали, другие громко рыдали, обнимаясь и прощаясь, умоляя остающихся: «Пишите! Пожалуйста, пишите и не забывайте нас!» Позже мы узнали, что то, чем встретила их «родина», превзошло самые худшие их опасения. Когда поезд пересек советскую границу, его окружили отряды красноармейцев. Всем пассажирам приказали выйти, а вещи оставить в поезде. Потом их повели в сторону от станции. Кто-то оглянулся и закричал: «Смотрите! Наш поезд отходит! А наши вещи? Остановите поезд! «Люди бросились назад, но были быстро остановлены военными. Поезд так и не вернулся, а все имущество «возвращенцев» досталось советскому государству. В суматохе нескольким из них удалось бежать и спрятаться, потом они нашли приют у каких-то добрых людей. Остальные были задержаны и рассортированы по принципу «полезности» советскому государству. Большинство попало в исправительно-трудовые лагеря, из которых мало кто вышел живым. Об этом «счастливом возвращении домой» мы в Харбине узнали гораздо позже».

А потом нахлынет следующая волна: по окончании Второй мировой войны те, кто был на стороне СССР, кто с нетерпением ждал здесь, на Дальнем Востоке, своих братьев-освободителей, испытают состояние шока. Советская армия, вошедшая в Харбин, будет обращаться с этими людьми, как с врагами — начнутся массовые аресты, убийства ни в чем не повинных людей, изнасилования, грабежи… «Как пьяные, так и трезвые советские солдаты врывались в частные дома и забирали все, что им понравится» — пишет Е. Якобсон. — Для многих было бы гораздо легче страдать от иностранцев, чем от рук своих соотечественников.

Высшее советское командование отдало приказ массовой депортации оставшихся на тот момент в Харбине русских. Тех, кто пытался обратиться за выездной визой в любую другую страну, подвергали унижениям и преследованиям, в визах им отказывали. Люди знали, что их ожидает по возвращении на родину — унижения и заключение в исправительно-трудовые лагеря. Удалось сбежать и спастись лишь нескольким харбинцам.

Сегодня уже нет Советского Союза, и я хочу надеяться, что эта черная глава в его истории — уничтожение Харбина — будет присоединена к длинному списку преступлений, совершенных советским правительством. Туристы, приезжающие сегодня в Харбин, не находят даже следа «самого большого русского города за пределами России». Ничего не осталось — ни русских церквей, ни кладбищ, ни зданий, ни людей. Мало кто из живущих там китайцев знает, что Харбин был когда-то процветающим русским городом с населением в двести тысяч человек».

В статье корреспондента «Известий» Александра Кабанова «Ангел с поблекшими крыльями» читаю: «…Мало кто знает, что 2 сентября 1945 года стало точкой отсчета в почти мгновенном исчезновении с карты мира крупнейшего центра русской диаспоры за рубежом — города Харбина…»

Кабанов рассказывает о встречах в сегодняшнем Харбине с самыми разными людьми. Так, судьба свела его с заведующим маленьким Интернет-кафе китайцем Юань Ли, поведавшим журналисту о том, что Харбин остался единственным городом в Китае, где зимой едят мороженое на улицах, а почти в каждом доме стоят на полках матрешки — по поверью, они приносят счастье. И еще о том, что до сей поры, хотя и прошло полвека с отъезда русских из Харбина, здесь строят дома так, как строили когда-то русские — без загнутых с углов традиционных китайских крыш, предназначенных для того, чтобы в них селились ласточки. И водку пьют не малоградусную рисовую, а пшеничную…

А еще журналист познакомился с Марией Мироновой — дочерью китаянки и бывшего царского офицера. Кабанов цитирует ее воспоминания о том страшном дне: «Помнится, 2 сентября советская власть устроила большой прием в честь победы над Японией: разослали приглашения, собрали всю интеллигенцию города — профессоров, ученых, инженеров, музыкантов. Прямо с этого торжественного ужина их под конвоем отправили на вокзал, затолкали в теплушки и увезли. Никто не знает, куда ушел этот поезд — то ли в Сибирь, то ли к ближайшему яру. Во «сяком случае, больше этих людей мы не видели».

Шел победный 1945 год. Отделение СМЕРШа, разместившееся в православной церкви, каждую ночь производило массовые расстрелы. По разным сведениям, за короткое время (советская власть находилась в городе всего чуть более двух месяцев) в Харбине были ликвидированы десятки тысяч людей, но до сих пор мы не располагаем точными данными: сколько еще было обвинено в шпионаже в пользу Японии и выслано в советские лагеря?

По свидетельству очевидца событий А. Кайгородова, «репрессии начались буквально с первых же дней или даже часов появления советких войск… Были разгромлены редакции крупнейших русских газет «Харбинское время» и «Заря», журнал «Рубеж». Арестованы и интернированы в СССР были вожди белой эмиграции генералы Г. М. Семенов, Л. Ф. Власьевский, А. П. Бакшеев, руководители фашистской организации К. В. Родзаевский, Б. Н. Шепунов, Л. П. Охотин, И. А. Михайлов, И. А. Ухтомский. В конце августа 1946 года в Москве состоялся судебный процесс: Семенов был приговорен к повешению, Вллсьевский, Бакшеев, Родзаевский, Шепунов и Михаилов к расстрелу. Охотип и Ухтомский — к 20 и 15 годам лагерей, где они оба и умерли…».

Константин Родзаевский успел выбраться из Харбина в Тяньцзипь 17 августа 1945 года. Оттуда он написал, по свидетельству Антона Уткина, два письма — командующему Забайкальским фронтом маршалу Р. Малиновскому и Сталину. «Сталинизм, — писал Родзаевский, — это как раз то самое, что мы ошибочно называли российским фашизмом: это — наш российский фашизм, очищенный от крайностей, иллюзий и заблуждений».