Читать книгу "Жестокое царство - Джин Филлипс"

Она не позволяла себе думать, что он может умереть.

Джоан не в состоянии думать о подобных вещах и продолжать действовать, а ей надо было действовать. Она не стремится быть одной из тех женщин, которые не позволят своим детям попробовать сырого теста или пройти квартал по улице без сопровождающего, ведь приходится управлять своими страхами, а иначе не выпустишь ребенка за порог. И вот они оказались лицом к лицу с кровавой маской смерти, но она не верила в это до конца, ибо у нее возникала смутная мысль о том, какая зияющая пропасть разверзнется перед ними, если она поверит. Вот что ты делаешь, когда у тебя есть ребенок, – готовишься принять невероятную боль, притворяясь, что все хорошо.

Она концентрируется на руке сына, на мыслях о его злодейском смехе, когда он играет, на его улыбке, когда он просыпается, и видит, как склоняется над ним, – и ужас отступает.

Пока все они, вероятно, пытаются найти слова, какими можно заполнить тишину, в отдалении, как от фейерверка, начинают раздаваться хлопки и потрескивание.

Слышна разноголосица небольших взрывов. Раздается громкий невнятный голос, и Джоан предполагает, что это говорят в мегафон. Пытаясь разобраться во всем этом, она слышит какой-то непонятный шум. Как будто на пол упала стопка металлических противней для выпечки. Многоголосая какофония набирает силу. Она знает, что это может означать – весь этот ружейный огонь, грохот и крики.

Наконец-то что-то происходит. Кто-то приехал за ними. Она явно должна испытывать облегчение или волнение, но почти ничего не чувствует.

– Видите? – Кайлин вскидывает голову к окну. – Полиция.

– Да, – откликается Джоан.

– Скоро они будут здесь, – говорит девушка.

– Ага, – соглашается Джоан.

Ей хочется встать, подвигаться.

Ее рука попадает во что-то липкое на полу. Она поднимает руку, ища глазами бумажное полотенце, и Кайлин хватает ее за локоть.

– Вы поранили руку, – говорит девушка.

Ей видна лишь ранка на запястье Джоан, а не порез на ладони.

– Ничего страшного, – отвечает Джоан.

– Нельзя, чтобы туда попала инфекция, – замечает Кайлин. – У нас здесь нет аптечки. Но можно, по крайней мере, чем-то замотать руку.

Не дожидаясь возражений Джоан, девушка бросается к стойке и выдвигает ящик. Потом опускается на пол с тонким белым кухонным полотенцем и принимается обматывать им запястье Джоан.

– Оно чистое, – объясняет Кайлин.

Ее движения удивительно ловкие, поэтому Джоан и не думает возражать. Она лишь смотрит, как девушка туго обматывает полотенцем ее руку и затягивает концы.

– Вот видите? – спрашивает Кайлин и откидывается, опираясь на локти. Ее волосы слегка касаются плиток пола. – Так лучше?

– Да, – отвечает Джоан.

Действительно, от перевязки стало легче.

Джоан продолжает рассматривать свое запястье, когда комната вдруг заполняется оглушительными звуками стрельбы. Джоан резко откидывается назад и ударяется головой о край прилавка. В тот же миг она плотно обхватывает руками Линкольна, который пытается вырваться. Свист пуль раздается повсюду, в голове у нее как будто звучат тарелки из оркестра.

Она слышит визг Кайлин, а Линкольн кричит что-то ей в ухо, но она не в состоянии различить его слова.

Этот шум доставляет физическую боль, и ей приходится бороться с желанием заткнуть себе уши ладонями. Заткнуть уши Линкольну. Она повернулась спиной к двери, закрыв Линкольна своим телом.

Напрашивается одна мысль: кто-то проник в ресторан. Кто-то находится за стальной дверью, ведущей в их комнату. От пронзительного шума у нее начинают ныть зубы. Каждый раз, когда раздается выстрел, она ждет, что пуля пробьет дверь.

Стрельба прекращается. Выстрелов было примерно с десяток. Почти сразу же стрельба раздается вновь.

Кайлин в полусогнутом состоянии протискивается в дальний угол комнаты. Вокруг нее опрокинутые коробки, на полу валяются фильтры для кофе и бумажные стаканчики. Учительница стоит, облокотившись на прилавок.

Пули вновь умолкают, и тишина пугает больше шума.

– Они не могут пробраться внутрь. – Кайлин плачет, хотя лишь мокрое лицо выдает ее. Голос у нее твердый. – Не могут.

Джоан не так уж в этом уверена. Дверь всего-навсего стальная, а не волшебная. Существует предел ее прочности. Джоан дотрагивается до своего лица. Может быть, она тоже плачет? Но нет, не плачет. Плакать бессмысленно. За этот вечер она научилась разжимать зубы. Заставлять себя вдыхать и выдыхать.

Дыхание действительно помогает.

У нее в ушах по-прежнему звучат отголоски стрельбы.

– Окно, – шепчет она, встает и поднимает Линкольна на столешницу.

Джоан тоже забирается на столешницу, толкает окно, и оно открывается, слава богу, почти без усилий. Всего одно движение руки – и рукоятка поворачивается. Окно открывается наружу, но лишь на несколько дюймов. В него вполне мог бы пролезть Линкольн, но не она. Стрельба не возобновляется. Может быть, парни разрабатывают стратегию? И почему они ничего не говорят? Разве не должны они декламировать рифмованные куплеты? Стоят ли они за дверью, или один из них поджидает под окном? Затем возникает новый звук – тяжелые удары в дверь, – и Джоан велит Линкольну оставаться на столешнице, а сама лезет наверх.

За окном свет яркий. Определенно больше света от уличного фонаря, чем от луны. Джоан смотрит наверх и видит божьих коровок – крошечные черные точки, усеивающие потолок.

– Давайте, – обращаясь к женщинам, говорит она одними губами, поскольку не намерена перекрикивать этот шум.

Кайлин приближается к ней и мигом вскакивает на столешницу.

Глухие удары в дверь – у них там таран? – отдаются в мозгу. Учительница качает головой.

Одной рукой Джоан держит Линкольна, а другой истово подзывает учительницу, но та лишь качает головой.

– Не могу… – начинает учительница, но остальные слова тонут в шуме.

Потом шум меняется: еще один удар, но звучит он по-другому. Звяканье и треск.

На миг все смолкает – блаженство, – но потом дверь подается. Чуть приоткрывается, всего на дюйм. Такое незначительное перемещение, и поначалу Джоан говорит себе, что ничего не замечает. Но дверь продолжает медленно открываться. Джоан бросает взгляд на сына и видит у него на щеке крошку. К ее спине прижимается теплая, дрожащая Кайлин. Учительница, стоящая ближе всех к двери, пятится назад. На ее волосы падает свет, и они сияют. Миг растягивается, замедляясь, замедляясь и замедляясь, и затем дверь распахивается, с размаху ударившись о полки.

Там стоит мужчина.

Джоан поневоле признается себе, что была права: мужчиной его можно назвать лишь с натяжкой. Наверное, он еще не бреется. На нем не сапоги, как она воображала, а теннисные туфли.