Читать книгу "Нерон - Игорь Князький"

К кругу поэтических друзей Нерона принадлежал и молодой сатирик, бичевавший пороки своего времени, Персий Флакк. И конечно же, всю литературную жизнь той эпохи осенял своим величием Сенека, философ, поэт, творец трагедий, чью значимость как мыслителя и мастера слова не может умалить его сомнительнейшее с нравственной точки зрения участие в политических интригах эпохи.

Поэты высоко ценили покровительство Нерона литературе. Луцилий в одном из своих стихотворений прямо писал, что без денег, коими цезарь одарил его, он бы попросту пропал. Лукан в поэме, посвященной гражданской войне, полностью оправдывал братоубийственное кровопролитие, ибо конечным следствием его стал принципат Нерона в Риме. Он ведь один из потомков великого Юлия, исторический наследник его победы.

Нерону столь незаурядное, подлинно сверкающее талантами окружение было, конечно же, приятно. Его артистическая натура наслаждалась таким общением. Да и кто из его предшественников мог похвалиться таким кругом друзей?

Во времена Августа в римской литературе царили подлинно великие имена — Вергилий, Гораций, Овидий. Но покровителем искусств был не сам император, от его имени таковым был приближенный Меценат. Ему-то и досталась на все времена слава величайшего благодетеля служителей муз, сделавшая его имя нарицательным. Великие имена «золотого века» римской литературы не составляли ближнего круга друзей Августа, и здесь Нерон вправе был ставить себя выше основателя принципата! Не случайно потому Лукан, в то время любимец Нерона, своей «Фарсалией» прямо бросал вызов самому Вергилию, автору бессмертной «Энеиды».

В то же время взаимоотношения в литературном кружке Нерона были далеки от идиллических. Нерон был чрезвычайно ревнив к достижениям других в тех видах деятельности, какие он полагал главными в своей жизни. Он совершенно не завидовал военной славе Александра Македонского или Гая Юлия Цезаря, слава великого устроителя дел государства, каковая сопутствовала Августу, также не была предметом его мечтаний. А вот ревность и зависть к людям искусства, превосходившим его одаренностью, — это было присуще Нерону и многократно проявлялось в его жизни. Вспомним и сообщение Светония о его приказе разрушить и подвергнуть глумлению статуи победителей состязаний певцов-кифаредов былых времен! Не выдержал он и присутствия рядом с собой явно более высокого, нежели его собственное, поэтического дарования Лукана.

Однажды во время одной из традиционных встреч поэтов литературного кружка Нерона Лукан декламировал свое лучшее сочинение, посвященное гражданской войне. Поэт бросал вызов Вергилию, но задели его высокоталантливые строки не покойного творца «Энеиды», а действующего императора. Слушая чтение Лукана и видя, какое впечатление оно производит на присутствующих, Нерон настолько возревновал к несравненно более высокому поэтическому дару, нежели его собственный, что повел себя резко и откровенно недоброжелательно. Он объявил, что срочно созывает заседание сената и под этим явно надуманным предлогом покинул чтения, тем самым сорвав их. Более того, Нерон даже не позаботился о каком-либо правдоподобии изобретенного им предлога для ухода. Всем стало известно, что никакого заседания сената так и не состоялось, а император просто вышел освежиться.

Тонкая поэтическая душа Лукана не выдержала столь явного пренебрежения к его дару и с того дня из восторженного почитателя Нерона Лукан становится его ярым ненавистником. В прологе «Фарсалии» Лукан прямо сравнивал Нерона с Юлием Цезарем, предрекая, что Нерону суждено воздвигнуть свой небесный чертог близ созвездия Близнецов, в летнем доме Солнца, то есть стать звездою после смерти, превратившись в бога. Так, после гибели Цезаря утверждалось, что на небе появилась яркая звезда, каковой была душа великого Юлия, ставшего богом. А в книге VII «Фарсалий» он уже предрекал, что боги накажут римлян помутнением рассудка — таковым Лукану уже представляется время правления недавно обожаемого Нерона. Более того, если поначалу Лукан оправдывал гражданскую войну, поскольку ее итогом стало правление династии Юлиев-Клавдиев, венчающееся Нероном, то затем его любимым героем вдруг становится Марк Юний Брут, убийца Цезаря.

Ненависть к Нерону заходит у Лукана столь далеко, что начинает проявляться в убого вульгарном виде. Чего стоит цитирование им строки Нерона «Словно бы гром прогремел над землей!» в общественной уборной!

Такое озлобление объясняют и тем, что в это время состоялась отставка Сенеки, а поскольку Лукан был его племянником, то он не мог не быть огорчен этим событием и перейти в оппозицию Нерону.[133] Но не могла опала дядюшки так потрясти Лукана. Для поэта, поэта истинного, а Лукан подлинно великий поэт, оскорбление его таланта во сто крат непростительнее любых политических обид.

Тем не менее, хотя до Нерона не могли не доходить сообщения о разного рода дерзких выходках Лукана и его непочтительных высказываниях в адрес императора и поэтических намеках, он не предпринимал никаких мер против непокорного поэта. Лукана погубит не словесная и поэтическая оппозиция, но прямое причастие к заговору против Нерона. Но это уже не взаимоотношения императора и поэта…

Глава IV

Нерон развлекается

Если артистические и спортивные занятия Нерона нельзя считать предосудительными, пусть они и далеко выходили за рамки традиционной римской морали, то развлечения молодого императора — а до зрелых лет дожить ему было не суждено — оставили у современников и у потомков однозначно мрачные воспоминания.

Любовь к удовольствиям, доставляемым разного рода развлечениями, к радостям жизни почиталась людьми античной эпохи делом обыкновенным и совершенно естественным. Филеб — любитель удовольствий, непременный участник философских сократических диалогов, в которых упражнялись мудрецы Греции и Рима. Он олицетворял в них весьма важный взгляд на смысл жизни и никогда не выглядел персонажем сугубо отрицательным. Люди античности осуждали ненасытные желания, но разумное, умелое использование данного человеку дара жизни с тем, чтобы провести его с наибольшим доступным удовольствием, никогда за порок не почитали.

Нерон, обладавший, как и все люди искусства, неспокойной натурой, был совсем не чужд жизненных удовольствий и любил развлекаться. С ранних лет зная о своих возможностях в этой приятнейшей из жизненных сфер, каковые ранг пасынка цезаря, а вскоре и обретенная власть цезаря ему предоставляли, он никогда не стремился себя особо в чем-то ограничивать. Будучи учеником философа и потому наверняка знакомый с наиболее известными философскими сочинениями мыслителей прошлого, Нерон мог в них немало почерпнуть для убежденности в своем неотъемлемом праве получать любое удовольствие, не очень-то сообразуя их с общественными нравами и устоями. Как-никак, но в знаменитом диалоге «Горгий», написанном самим Платоном, один из диспутантов, некто Калликл, утверждал, что «от природы прекрасно и справедливо, чтобы сильный человек ни в нем не сдерживал себя, чтобы он удовлетворял свои желания». Отсюда «своеволие, необузданность и свобода — вот в чем заключается добродетель и счастье».[134] Конечно, слова Калликла не стоит отождествлять со взглядами самого Платона, но то, что они могли на многих производить впечатление и формировать их жизненную позицию, несомненно.