Читать книгу "Неупокоенные - Джон Коннолли"

— На случай, если все пойдет не так, как вы спланировали?

— Просто на всякий случай, — повторил я без привязки к чему-либо. Я чувствовал, что подвожу ее, но поделать больше было нечего. Да, действительно, я мог договориться с Джеки Гарнером и братьями Фульчи, чтобы они изметелили Меррика в хлам, но это бы значило опуститься до его уровня. А теперь, после разговора с О’Рурком, было и еще кое-что, что не давало мне использовать против Фрэнка Меррика силу.

Неким странным образом я испытывал к нему жалость.

Глава 11

Та ночь оказалась щедрой на звонки и вызовы. Быть может, этого Меррик всю дорогу и добивался. Именно поэтому свое присутствие у дома Ребекки он обозначил так явственно, что оставил на окне потеки крови и напустил меня на Джерри Лежера. Были и другие происшествия, о которых я тогда не знал. Накануне перед окнами конторы Элвина Старка, бывшего адвоката Ребекки, за ночь оказались пучком вывешены четыре дохлых вороны. Той же ночью кто-то вломился в «Мидлейк центр». Все вещи были целы, но неизвестный с неторопливой обстоятельностью пошарился в делах, и далеко не сразу удалось заново все систематизировать и установить, что же именно из них пропало. Бывший терапевт Клэя доктор Коссюр, проезжая по мосту, оказался притерт к обочине человеком, внешность которого по описанию сходилась с Мерриком. Поджав машину врача к бордюру, человек опустил окошко своего красного «Форда» и спросил, нравятся ли ему птицы и знает ли он, что его покойный соратник и друг, доктор Дэниел Клэй, якшался с педофилами и всякими извращенцами.

Фрэнку было все равно, причастны эти люди или нет. Он хотел лишь посеять сомнение и страх. Ему хотелось пугающе всовываться в людские жизни и высовываться из них, пожиная молву и полуправду, понимая, что такой компактный город, как Портленд, достаточно скоро забурлит слухами и люди, на которых он охотится, вскоре зажужжат, как пчелы в потревоженном улье, грозящем вот-вот опрокинуться. Меррик полагал, что у него все под контролем, а с тем, что нет, он управится, — но он заблуждался. Им манипулировали точно так же, как и мной, а браздами на самом деле не владел никто, даже таинственный клиент Элдрича.

И вскоре начали гибнуть люди.

Джоэл Хармон обитал в большом доме при съезде с Бэйшор-драйв в Фалмуте; здесь были свой отдельный причал и швартовка для белой красавицы-яхты. Портленд в свое время звался Фалмутом — с конца семнадцатого века, когда пламенный баск Сен-Кастен, встав во главе местных индейцев, в ряде столкновений одолел английских колонистов и в результате пожег город, — до конца века восемнадцатого, когда все вернулось на круги своя. Теперь часть города, носившая старое название, являлась одним из наиболее зажиточных пригородов Портленда, а также центром лодочного спорта. Портлендский яхт-клуб, один из старейших в стране, размещался у Фалмута на носу, под прикрытием длинного узкого Клэпборд-айленда — острова, состоящего фактически из двух частных владений, возникших на исходе девятнадцатого века, когда железнодорожный магнат Генри Хьюстон возвел здесь себе летний особняк в десять тысяч квадратных футов — «коттедж», как он скромно его поименовал, внеся таким образом лепту в превратность представления об этом слове для данной части света.

Дом Хармона возвышался на рельефном выступе, откуда вниз к самой воде плавно спускалась зеленая лужайка. Для уединенности владение по бокам окружали две стены, а в саду по четкому ранжиру распределялись ухоженные клумбы. Джун сказала, что Хармон — фанатичный возделыватель роз, помешанный на скрещиваниях, и земля в саду постоянно контролируется и холится в угоду этому его помешательству. Говорят, здесь на клумбах есть такие розы, которых ни у кого больше нет, а Хармон, в отличие от людей своего круга, не видит причины своими находками делиться. Эти розы на радость и в удовольствие исключительно ему, а не кому-нибудь другому.

Вечер выдался необычайно мягким — уловка предзимья с целью обмануть легковеров чувством мнимой безмятежности. Пока мы с Джун стояли среди прочих гостей в саду за предобеденными напитками, я понемногу вбирал в себя дом Хармона, его яхту, его розы и жену, которая, пока супруг уделял внимание гостям помаститей, встречала вновь прибывших и здоровалась с ними. Ей было за шестьдесят, то есть примерно столько же, сколько и мужу. Седина волос аккуратно перемежалась крашеными блондинистыми прядями. Вблизи кожа у этой женщины смотрелась как отлитая из пластмассы. Растянуть ее во что-то близкое к мимике было затруднительно, но хирург при операции это явно учел и рот сваял в постоянную полуулыбку, так что на какой-нибудь рассказ о том, как топят котяток и щеняток, она бы все равно реагировала непонятно веселым видом. В ней все еще были заметны следы былой красоты, за сохранность которой она, впрочем, цеплялась с таким мрачным упорством, что сводила ее тем самым на нет. Глаза были остекленело пусты, а разменные фразы не могли, пожалуй, составить конкуренцию и случайному школьнику, который на ее фоне блистал бы, как Оскар Уайльд.

Муж, в противоположность, смотрелся идеальным хозяином, одетым неформально и в то же время дорого в нежно-синий кардиган и серые брюки; дополнительный оттенок отточенной экстравагантности придавал красный шарф. В непосредственной близости от хозяина, пока тот раздавал рукопожатия и смешливо-приветственные фразы, вид затмевала отпадная девица азиатской внешности, обольстительно красивая и с фигурой, от которой мужские челюсти дружно отпадали с непроизвольным щелчком. По словам Джун, это нынешняя лира Хармона, официально, впрочем, его личный секретарь. У него была давняя привычка подбирать молодых женщин, ослеплять их своей роскошью, а затем бросать, едва на горизонте появится новый объект.

— Что-то его жена на ее присутствие не очень реагирует, — заметил я втихую. — А впрочем, ее, похоже, вообще мало что занимает, помимо следующего приема прописанных лекарств.

Миссис Хармон с регулярными интервалами обводила гостей пустым взором, не задерживаясь ни на ком в особенности, а просто проходясь по ним, как луч маяка по кораблям в бухте, с такой же унылой бесстрастностью. Даже когда она встречала нас на входе (рука ее на ощупь напоминала засохшую птичью лапу), то и тогда едва посмотрела нам в глаза.

— Мне ее жаль, — сказала Джун. — Лори всегда была одной из тех женщин, каким суждено выйти замуж за мужчину-властолюбца и родить ему детей. А вот внутренней жизни у нее не было, или же ее просто никто не замечал. Теперь вот дети выросли, и свои дни она заполняет как может. Когда-то она была красива, но это, пожалуй, все, чем она располагала. А нынче сидит без движения во всяких там благотворительных комитетах и тратит мужнины деньги, а тот и не возражает, лишь бы она не вникала в то, чем он разнообразит свою жизнь.

Мне казалось, что Хармона я знаю как облупленного: самодовольный человек, у которого денег достаточно, чтобы и преследовать, и утолять свои аппетиты, которые с каждым новым жевком становятся все более нажористыми. Сам он происходил из семьи с хорошими связями в политике, а отец у него был советником у демократов, хотя после неудачи с рядом бизнес-затей немного оскандалился, отчего так и не смог приблизиться к кормушке, из которой кормятся по-настоящему крупные боровы. Сам Хармон был когда-то весь в политике и еще молодым человеком в семьдесят первом году работал в предвыборном штабе Эда Маски и даже стараниями отца сопровождал его с официальным визитом в Москву, пока не стало ясно, что Маски не только провалится при выдвижении, но и что Макговерн, в общем-то, правильно поступил, подчистив во время праймериз свой кадровый аппарат. Маски не мог сдержать своего темперамента. Он орал на журналистов и подчиненных, причем на публике. Выиграй он при выдвижении, эта его черта довольно скоро открылась бы избирателю. Поэтому от Эда Маски все семейство Хармонов дружно отошло, а всякий там идеализм в политике, который еще не успел выветриться, быстро улетучился, когда Джоэл Хармон включился в бизнес и с оголтелой силой принялся наживать богатство, наверстывая то, чего в свое время не сумел добиться его отец.