Читать книгу "Людовик XIV - Эрик Дешодт"

Вдова Вуазен, обвиняемая по «делу об отравлениях». Вторая половина XVII в.

Пытка питьем отравительницы маркизы де Бренвилье. Вторая половина XVII в.

Некоторые наблюдатели заметили если и не пристрастность, то, по крайней мере, странное совпадение: обвинениям подвергаются преимущественно друзья Кольбера, что позволяет подозревать происки Лувуа. Неприятности, обрушившиеся на герцога Люксембургского, подтверждают это предположение.

Франсуа Анри де Монморанси-Бутвиль герцог Люксембургский тогда был одним из первых военачальников своего времени, одержавшим победу при Сенефе, Касселе и Монсе, а в будущем его ждали еще более значительные свершения. Уже в ту пору его можно было назвать «обойщиком» собора Парижской Богоматери, поскольку в соборе было развешано большое число захваченных им вражеских знамен. Сочетания знатности и военного таланта было достаточно, чтобы вызвать неприязнь Лувуа, для которого война всегда была лишь делом канцелярий, коим даже самые выдающиеся командующие армиями обязаны подчиняться. А герцог вовсе не был склонен покоряться канцелярским крысам.

Сначала маршала подозревали в попытке отравить какого-то буржуа и его любовницу. Затем его обвинили в том, что он творит смертельные заклятья. И наконец, лжеаббат Лесаж заявил, что «маршал герцог де Люксембург заключил пакт с дьяволом, чтобы женить своего сына на дочери маркиза де Лувуа. Но тут Лесаж перегнул палку. Можно себе представить, какой хохот вызвало подобное утверждение.

Род Монморанси был уже знаменит в ту пору, когда о Бурбонах никто еще и не слыхивал. Монморанси были связаны родственными узами с королевским домом. Обвинение было нелепо и абсурдно. Тем не менее герцог Люксембургский провел 14 месяцев в Бастилии, так как Людовик не пожелал вмешиваться в это дело. Признавшийся в своих кознях интендант маршала был отправлен на галеры.

Говорили также, что герцогиня де Буйон, Мария Анна Манчини, племянница Мазарини, убила старого мужа с помощью молодого любовника. Она явилась в суд, сопровождаемая своим якобы покойным мужем и своим сообщником, герцогом де Ван- домом, и ей хватило нескольких слов, чтобы выставить Лa Рейни посмешищем. На вопрос начальника полиции, вызывала ли она дьявола, герцогиня ответила, «что видит его перед собой сейчас, что он уродлив и отвратителен, хотя и принял облик государственного советника».

Ее сестра Олимпия, графиня де Суассон, гораздо больше скомпрометированная, получила предписание короля добровольно покинуть королевство. Но худшее ждало впереди: стали распространяться слухи относительно мадам де Монтеспан. Лесаж выложил все свои домыслы Ла Рейни. Вуазен, его главная сообщница, якобы встречалась с двумя служительницами маркизы, горничной Като и девицей Дезейе. Дело это не новое. С 1667 по 1679 год Франсуаза, именуемая Атенаис, мать семерых детей короля, получала от Вуазен множество снадобий и зелий. Некоторые якобы помогли ей завоевать любовь короля и заставить его покинуть Луизу де Лавальер, другие помогли ей удержать Людовика, а третьи — вновь вернуть его, когда любовь начала остывать (а охлаждение неизбежно приходит, утверждает Шодерло де Лакло). А так как средства эти не помогали, она, как утверждает негодяй отец Гибур, проводивший черные мессы, даже принимала в них участие.

Вуазен, Лесаж, Гибур и прочие одержимы жаждой доносительства. Их клеветнические измышления чудовищны, и подозрения не скоро рассеются.

Лишь в 1709 году Людовик прикажет сжечь показания этой дьявольской команды. А в 1680 году между любовниками произойдет бурная сцена, после которой к прежним отношениям уже не будет возврата.

Тем не менее Людовик сохранит за своей любовницей, теперь покинутой ради Франсуазы Скаррон, которая вскоре станет маркизой де Ментенон, ее апартаменты в Версале и будет ежедневно посещать ее вплоть до 1691 года, когда он деликатно даст ей понять, что пришло время удалиться, заверив ее «в неизменном уважении и дружбе».

Однако распространение слухов о мадам де Монтеспан имело следствием постепенное прекращение «дела об отравлениях».

Едва было произнесено имя его возлюбленной, как Людовик запретил использовать книги записей при ведении допросов, приказав записывать показания подследственных на отдельных листках. Затем дознаватели получили его распоряжение заниматься только теми людьми, в деле которых не фигурирует имя мадам де Монтеспан, избегая всего, что могло бы хоть каким-то образом указывать на нее. Наконец, деятельность Огненной палаты была приостановлена, а последние обвиняемые, в соответствии с секретными предписаниями, были разбросаны по разным тюрьмам королевства. Таким образом, лжеаббат Лесаж и гнусный Гибур избежали смертной казни.

А Великий век движется своим чередом. Строительство большой и малой версальских конюшен начато одновременно со строительством конюшен в Марли. Первые будут закончены через три года, вторые — через семь.

В 1682 году Версаль становится официальной резиденцией короля и его двора.

Фасад нового дворца, тот, где находится Зеркальная галерея, завершен. Ардуэн-Мансар заканчивает сооружение двух находящихся со стороны города крыльев дворца, предназначенных для министров. В 1684 году, когда Зеркальная галерея еще находится в лесах, начинается строительство северного крыла, в дополнение к южному, где наконец- то смог поселиться Великий дофин, которое своей тяжеловесностью нарушает общую гармонию.

Куда ни глянь, везде строители, везде обломки гипса, штукатурка и строительный мусор. Данжо[111] в своих мемуарах говорит, что еще в 1685 году 36 тысяч рабочих трудились во дворце, в парке и занимались сооружением хозяйственных построек. Лестница послов, воплощение замыслов Лебрена, поражает современников своим великолепием. Но Зеркальная галерея и обрамляющие ее Салон войны и Салон мира будут закончены лишь два года спустя. Строительство третьей и последней часовни (а точнее, окончательной, так как две первые будут разрушены) будет начато в 1689 году, освящена часовня будет в 1710 году, а завершающие штрихи будут добавлены в 1712-м, за три года до смерти короля.

Город Версаль развивается в том же темпе вплоть до 1684 года. До тех пор придворные не жили во дворце, а должны были строить себе дома по заранее установленному плану на отведенных им королем участках. Делалось это для того, чтобы заставить знатных дворян обосноваться в Версале. Но строительство северного крыла в дополнение к южному меняет ситуацию. Король решает разделить его на апартаменты с соответствующими службами, чтобы поселить рядом с собой максимальное количество удостоенных этой чести придворных. Как полагают, число имевших апартаменты во дворце достигало трех тысяч человек.

Переезд двора в Версаль меняет всё. «Король-машинист»[112], автор и исполнитель собственной пьесы, превратился в «короля-машину». Он стал сам для себя образцом, «автономно функционирующим телом», можно было бы сказать «автоматом», если бы это не звучало уничижительно.