Читать книгу "Будущее: рассекречено. Каким будет мир в 2030 году - Мэтью Барроуз"

Многие беспокоились, что Китай не сможет сделать следующий шаг по направлению к созданию инновационной экономики, которой требовались бы усиление роли личности и сильный негосударственный сектор. Один китайский ученый, например, считал, что мне следует добавить в «Глобальные тенденции 2030» еще один сценарий: «Как насчет “назад в 1990-е”, где американские производственные сектора экономики оживают, в то время как Индия и Китай застряли в ловушке среднего дохода, возможно, в результате того, что усиление роли личности создало много внутренних проблем?» Других волновало то, что настоящие инновации «возникают периодически, не постоянно». Многие были обеспокоены тем, что даже через 10 или 20 лет Китай не сможет создать такой инновационный продукт, как, скажем, iPhone: «Последние несколько лет США не в лучшей форме, и все же они могут сделать iPhone и iPad. А этого не может пока ни одна другая страна, включая Китай и Индию».

Выдающийся ученый и высокопоставленный чиновник подытожил, где, по его мнению, сейчас находится Китай: «Нам еще предстоит долгий путь экономических, а также социальных и затем политических реформ. Экономическая реформа – задача относительно простая. Сейчас мы сосредоточились на социальной реформе – ликвидации социального неравенства. Политическая тоже началась раньше, еще в 1980‑е, но это самая сложная задача. Сегодня коррупция достигла невиданного размаха и стала огромным испытанием для Коммунистической партии и легитимности ее и однопартийной системы управления».

Во всех дискуссиях мои оппоненты высказывали общую озабоченность способностью международной системы переварить все эти стремительные изменения. Один высокопоставленный китайский чиновник сказал: «Мы выходим в незнакомые воды без карт, окруженные новыми для нас явлениями». Большинство собеседников не были настроены пессимистично, скорее осторожничали. «Мы надеемся на международное глобальное управление и на пользу технологий. Поначалу нас, возможно, ждет откат назад и распад, но надеемся, что потом мы начнем движение вперед совместными усилиями».

Их взгляд на будущие международные отношения тесно связан с тем, как Китай и США будут относиться друг к другу. Было высказано такое мнение: «Я не пессимист и не считаю, что будет новая/холодная война. Это не игра с нулевой суммой[9]. Однако мы оба [и США, и Китай] стремимся отгородиться – это худший сценарий развития событий. Меня беспокоит, что для обеих стран этот сценарий становится все хуже. Нам необходимо сгладить его и воспользоваться возможностями взаимодействия».

Другие не были так уверены, что хуже быть не может: «Напрашивается вывод, что нас ждет решающая схватка между Китаем и США – не обязательно военная, но одна сторона будет пытаться навязать другой свою волю. Если произойдет конфликт, это будет главная угроза региональной и мировой безопасности. Мне кажется, многие американцы думают, что развитие Китая усложнит его отношения с США».

Один партийный деятель считал, что «Китаю следует стремиться занять в Азии место США с менее китаецентрированной перспективой… Если новые мировые державы должны становиться более ориентированными на себя и напористыми, то могут ли развитые страны, такие как США, научиться идти навстречу интересaм этих стран, ведущих себя так, потому что чувствуют себя уязвимыми и неуверенными?»

Никто не считал мир «большой двойки» – в котором «править» будут США и Китай – жизнеспособным. Высокопоставленный китайский чиновник заметил: «В мире много игроков – как нам заставить их взаимодействовать? Необходимо дать лидирующие роли группе государств, а не только США и Китаю».

Высказывались большие опасения по поводу намерений США. Многие сомневались в том, что Америка будет рада Китаю в большой международной политике, но, по их мнению, США все же стоит попробовать встать во главе международной системы. «Америка не может перестать быть мировым лидером после 50 лет в этом статусе… Китай не готов так быстро взять на себя столь важную роль. У нас немало серьезных проблем, и для начала нужно навести порядок у себя. Так что пока роль лидера для нас проблематична».

Полное согласие – в том числе со стороны американских участников – было достигнуто в том, что США, Китаю и другим непросто быть «сверхдержавами»: «Для США и Китая проблемой становятся не одна угроза, а масштабы и разнообразие угроз. Тем, кто занимается политическим планированием в наших странах, нужно помнить об этом».

Многие из этих бесед имели место в мае 2012 г. Что изменилось с тех пор? Напряженность в отношениях с соседями усилилась из-за агрессивного поведения Пекина в отношении Японии по вопросу спорных островов в Восточно-Китайском море и с Филиппинами, Вьетнамом и Малайзией – в Южно-Китайском море. И эти страны бросились в объятия США, лишив Китай шанса укрепить свое положение в регионе. Так называемый поворот США в сторону Восточной Азии – результат в равной степени «притяжения» со стороны соседей Китая и «толчка» со стороны Америки, стремящейся закрепить свою позицию растущего центра экономического притяжения. Похоже, китайские лидеры считают, что наращивание националистической риторики сможет замаскировать растущие противоречия дома и мобилизовать народ на еще одно экономическое усилие. Но Китай платит огромную цену. Все, чего стране удалось добиться, следуя призыву Дэн Сяопина о добрососедских отношениях без угроз граничащим с ним государствам, теперь под вопросом. Если основная цель Китая – вытеснить США и стать доминирующей силой в Восточной Азии, то агрессивность его морских притязаний уже вызвала подозрения у соседей, которые непросто преодолеть.

Не совсем понятно, является ли агрессивная политика Китая частью тщательно продуманной стратегии{146}. Ему по-прежнему нужны другие страны, особенно США, чтобы совершить переход к инновационному обществу. Количество китайских студентов в американских университетах выросло за последние годы вдвое. Они отказываются от поступления в элитные университеты на родине ради учебы в США, и все больше китайцев приходит учиться в американские средние школы. Китай движется к тому, чтобы экономически еще более интегрироваться с соседями. Независимо от того, вступит он в американское Транстихоокеанское партнерство или нет, у Китая заключено соглашение о свободной торговле с Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), ведутся переговоры о подписании трехстороннего торгового соглашения с Японией и Южной Кореей. Членство в Транстихоокеанском партнерстве может использоваться китайским руководством в качестве предлога для жестких структурных реформ, к которым оно уже примеривается.

У элит США недоверие к Китаю возросло. В середине 2013 г. опрос Pew показал, что отношение американцев к Китаю резко ухудшилось с 2011 г. 52 % американцев были настроены негативно по отношению к Китаю, и всего 37 % высказывались положительно. В 2011 г. соотношение было диаметрально противоположным: 51 % были настроены положительно и только 36 % давали Китаю неблагоприятную оценку{147}. Многие представители правительственных кругов, с которыми я обсуждал доклад «Глобальные тенденции», сомневались, нужен ли нам сильный или слабый Китай. Я не думаю, что тут есть о чем спорить. США в долгосрочной перспективе заинтересованы в сильном Китае. Слабый Китай – гораздо большая угроза мировой экономике и безопасности Восточной Азии. Националистические взгляды и поведение усугубятся в случае экономического краха, что может увеличить военные расходы США. А сильный Китай станет страной с большим бюджетом на военные нужды и будет чувствовать себя более уверенно для проведения политической реформы.