Читать книгу "Париж в любви - Элоиза Джеймс"

Ризотто Бертолли явилось, когда у меня было разбито сердце, и привело прямо к итальянцу, обожающему ризотто, в которого я влюбилась и за которого вышла замуж. А это, в свою очередь, привело к его матери с ее деревянной ложкой и страстью к бульону, и к моей дочери, любимая еда которой — ризотто с жареными кабачками.

* * *

У Луки очень требовательный учитель истории, который предпочитает метод Сократа. Естественно, как только он объявляет, что сейчас будет interrogazione,[89] все ученики отпрашиваются в туалет. Укрывшись в кабинке, Лука спросил друга: «Кого вызвали?» — и получил ответ: «Только начинает». Лука: «Он закончил?» Молчание. Лука не мог оставаться в туалете вечно, так что в конце концов вернулся в класс и увидел, что его бедный друг с несчастным видом мается у доски.

* * *

«Он настолько француз, — сказал Алессандро о Флоране сегодня, вернувшись с их собеседования. — Он все говорит и говорит о Полин: какая это безумная страсть и как он влюблен. Но сказал ли он ей об этом? Нет». По словам моего мужа, если бы Флоран был не французом, а итальянцем, то уже давно регистрировался бы в отеле в свой медовый месяц. Вспомнив о стиле ухаживаний Алессандро, я с этим согласилась.

* * *

Вчера вечером воздух был такой теплый и чудесный, что мы с Алессандро совершили гораздо более долгую прогулку, чем обычно — мы шли мимо джентльменов с претензией на аристократизм, которые наслаждались шампанским на лужайках Лувра, через Тюильри, к Опере… и наконец приземлились в «Кафе де ла Пэ», где позолоченный потолок несколько аляповатый, но красивый. Я заказала шоколад, и мне принесли два серебряных кувшинчика: в одном был шоколад, темный и густой, как лава, во втором — горячее молоко, от которого шел пар. Божественно!

* * *

В прерии Миннесоты ночное небо освещают лишь звезды. Иногда мы даже видели северное сияние. А в Париже никогда не бывает темно. В нашей спальне портьеры из переливчатой синей тафты начинаются у потолка и спадают до пола. Но по ночам свет с улицы проникает в комнату и напоминает мне, что я в городе, в окружении людей. И это мне очень нравится.

* * *

Первое мая — французский День труда. У нас дома по этому случаю бывает парад, а здесь — грандиозный марш протеста. Люди тысячами стекаются в Париж. У каждого профсоюза своя собственная музыка. Я испытывала гордость оттого, что многие профсоюзные группы шли под американский хип-хоп. Были тут и оркестры, исполнявшие традиционную французскую музыку. Некоторые скандировали стихи, которые в основном состояли из таких восклицаний, как «Саркози — да!».

* * *

В этот майский день парижане не только протестуют, но и покупают ландыши, завернутые в бумагу, и дарят их друг другу. Алессандро купил мне букетик, а один на редкость милый француз подарил на улице еще один, и теперь на письменном столе передо мной стоит стакан, полный маленьких чепчиков фей с нежными завитушками — словно я в густом лесу. На языке цветов ландыши как будто означают возвращение счастья. Я чувствую себя более счастливой, чем если бы это были бриллианты.

* * *

После длительных поисков у меня теперь есть рецепт идеального торта. Он должен быть очень маленьким, чуть ли не на один укус, с маслянистой рассыпчатой корочкой, кремом и миниатюрной башенкой из ягод малины. Одна-две ягоды должны быть увенчаны съедобным золотым листиком, чтобы создалась иллюзия, будто за столом сидит Мария-Антуанетта в белом парике, отщипывая кусочки от пирожных.

* * *

Я много месяцев ходила под сверкающими позолотой статуями Пегасов (каждый в паре с одной из нимф, размахивающих мечом), то есть по мосту Александра III, — и только сегодня заметила нечто весьма любопытное. У этих лошадей мощная эрекция. Вот так-то.

* * *

После уроков я повела Николь и Анну в итальянское кафе-мороженое «Аморино». На большой доске у входа перечислены разные сорта с указанием размера порций. Я не обратила на это внимания, и девочкам удалось уговорить меня, чтобы я заказала «грандиссимо». Во-первых, это стоило безумно дорого; во-вторых, я никогда не видела таких гигантских порций. Сердясь на себя и на девчонок, я сказала, что им придется съесть все. Когда они почти закончили, я добавила еще одно условие: «Смотрите, чтобы вас не стошнило — я не разрешаю». Анна доела свое мороженое, но Николь неохотно признала, что второе условие перевесило первое, и оставила пару ложек.

* * *

Я в третий раз ходила по Музею Нассим де Камондо и слушала аудиогида (правда, теперь я уже и сама могла бы водить экскурсии). На этот раз я задержалась в столовой, рассматривая бронзовый «Бюст негритянки» начала девятнадцатого века. Очевидно, это была часть скульптурной группы, предназначенной для фонтана: черная рабыня, отлитая из темной бронзы, льет воду на свою белую госпожу, высеченную из мрамора. Тут можно о многом поразмыслить, и мысли эти не очень-то приятные.

* * *

Днем я проходила через маленький парк у площади Согласия, в котором полно цветущих конских каштанов с белыми лепестками вокруг вишневой сердцевины. Накануне была буря, и мне пришлось пробираться через сугробы из лепестков, которые сгребли в кучи, словно опилки.

* * *

Вот постоянный рефрен Анны: «Я терпеть не могу рыбу, если это не окунь». Дело в том, что когда-то, в одно давнее безмятежное лето в Миннесоте, ее брат поймал в озере окуня, и она все еще помнит, с каким удовольствием ела эту рыбу. Но матери изобретательны: каждая рыба, которую я готовлю, — окунь (независимо от того, как ее называет владелец рыбной лавки).

* * *

Мы открыли чудесную блинную, «Кафе Бриж», в которой делают классические бретонские блинчики из темной гречневой муки. Меню удивительно разнообразно — от острого до сладкого. Я ела блинчик с апельсиновым мармеладом и «Куантро»[90] — естественно, в пламени. Рядом сидел дедушка со своим внуком, которому было лет восемь-девять. Оба они ели классические блинчики, просто посыпанные сахарной пудрой. Когда они покончили с этими блинчиками, дедушка подозвал официанта: еще два таких же! Они говорили о львах и о том, какие они быстрые и яростные. Я подумала о добром дедушке-льве, который лежит под баобабом и делится с львенком костями и историями.

* * *

Экзамены по математике — ужасающая перспектива для Луки. Раз в неделю он занимается с репетитором и часто сидит с Алессандро допоздна, ломая голову над задачами. Несколько дней назад Лука вернулся домой расстроенный: была контрольная, и, сравнив после урока свои ответы с ответами других, он обнаружил, что ни у кого не получились такие же цифры, как у него. Но сегодня объявили оценки. И угадайте-ка, кто в классе был вторым по баллам?

* * *

Мой любимый отец теряет память. Сегодня я получила от него письмо с правильным адресом, но без моего имени — да и вообще без всякого имени. К счастью, наш почтальон рассудил, что письма из Соединенных Штатов, вероятно, адресованы нам. Папа вложил в письмо копию своего красивого стихотворения, только что опубликованного в «Нью-Йоркере»: «У меня есть дочери, и у меня есть сыновья». Я так боюсь того дня, когда больше не будет ни стихов, ни писем.