Читать книгу "Золотой век Испанской империи - Хью Томас"

12 декабря епископ Бадахоса назвал Карла «монархом и повелителем всего мира, чья цель – преследовать и искоренять язычников и неверных»{293}. В Андалусии никто не вздрагивал, слыша слово «искоренять». Перед тем, как покинуть Гранаду, император постановил, что население этого города должно отказаться от мавританских одеяний – впрочем, он давал им шесть лет на то, чтобы износить те, которые у них уже имелись. Карл поручил Гаспару де Авалосу и Антонио де Геваре наведываться в город и проверять, не продолжают ли жители придерживаться мавританских обычаев{294}. Этим людям удалось противостоять таким выступлением, как, например, протест графа Рибагорсы, которого направили арагонские мудехары, чтобы он попытался сохранить их прежний статус{295}. Теперь эти сановники, наряду с некоторыми гранадцами, выступали с прошениями в пользу консерваторов. Некоторые из них доблестно сражались за роялистов в войне с комунерос.

Двор путешествовал из Убеды в Вальядолид, сделав на пути остановку в Мадриде, – маленьком городке в середине Испании, которую кардинал Сиснерос сделал своей временной столицей. Здесь Карл с Изабеллой оставались до тех пор, пока не отправились в расположенный поблизости монастырь Аброхо, чтобы провести там Страстную неделю.

Тем временем в Италии боевой дух имперской армии, разбившей Франциска при Павии, слабел с каждым днем. Солдатское жалованье было постыдно низким. Благородный Авалос умер от полученных ран. В Вальядолиде собрались кортесы, и дворяне заявили, что, если король собирается лично принимать участие в войне против «турок», их жизни находятся в его распоряжении – однако они отказываются платить дополнительные налоги для финансирования кампании. Прелаты также заявляли, что не могут дать денег, а прокурадорес, представлявшие города Кастилии, настаивали, что страна чересчур бедна для подобных экстравагантных предприятий. Нищенствующие ордены заявили, что их миссия – молиться за победу; хотя иеронимиты все же согласились продать свои серебряные потиры, если станет очевидно, что именно христиане первыми заключили мир. Бенедиктинцы также предложили 12 тыс. дублонов, а военные ордена согласились пожертвовать пятую частью своих пенсионов.

Карл раздумывал над возможными последствиями этих разочарований, когда до него дошли новые дурные вести, – на этот раз из Италии. Предыдущей осенью частная армия семьи Колонна вошла в Рим, и папа бежал в свой замок Кастель-Сант-Анджело на Тибре. Докладывали, что прежний папский дворец в Ватикане был полностью разграблен – солдаты обшарили даже папскую гардеробную и спальню{296}. Имея перед глазами такой пример, изголодавшаяся имперская армия приняла это за намек. В мае 1527 года она также вошла в Рим – приказ о наступлении отдал командующий, коннетабль де Бурбон. Хаос царил повсеместно. Большинство движимых предметов, как, например, золотой крест Константина, золотая роза, полученная в подарок папой Мартином V и тиара папы-реформатора Николая V, пропали. Аббат Нахера говорил, что ничего сопоставимого с этим не было видано со времен разрушения Иерусалима{297}. В безопасности не был никто. Были убиты порядка 4 тысяч человек, среди них и сам Бурбон – возможно, выстрелом из аркебузы Бенвенуто Челлини. В этой смерти придворный Кастильоне увидел знак божественного гнева, направленного против его армии{298}. Ватиканская библиотека оказалась спасена только благодаря вмешательству принца Оранского, который тоже был ранен и отдавал распоряжения с постели. В Сикстинской капелле устроили стойла для лошадей{299}.

Узнав об этих событиях в середине июня, император Карл сказал, что он совершенно не желал такого dйnouement; можно не сомневаться, что он не имел отношения к жестокостям, которые творила его армия. Тем не менее, папа в Кастель-Сант-Анджело был теперь его пленником, как прежде Франциск I. Карл написал Бурбону – он еще не знал тогда о его смерти, – что больше всего он желает «доброго мира» и надеется, что папа прибудет в Испанию, чтобы помочь его добиться{300}. Гаттинара оставался под рукой. Талантливый секретарь Карла, Альфонсо де Вальдес, писал в своем диалоге «Lactancio y un arcediacono», что Рим получил не больше того, что заслуживал{301}.

Затем Карл полностью отдался празднествам, устроенным в Вальядолиде в честь рождения его наследника, инфанта Филиппа, «Hispaniarum princeps». Торжества проходили в доме Бернардино Пиментеля, отпрыска знаменитого рода графов-герцогов Бенавенте, прямо напротив церкви Сан-Пабло. Впервые император имел с собой превосходный комплект гобеленов, изображающих добродетели, который был сделан в честь его коронации в Ахене в 1520 году{302}.

В том же июне Франсиско де Монтехо, опытнейший конкистадор, который сам извлек немало пользы из всех своих добродетелей, отплыл из Санлукара и с четырьмя кораблями и 250 солдатами двинулся к Юкатану{303}, а Панфило де Нарваэс отправился во Флориду на трех кораблях, имея при себе 600 человек{304}.

Интеллектуалы Испании собрались в этом месяце в Севилье, чтобы обсудить значение работ Эразма Роттердамского под благосклонным председательством Верховного инквизитора Алонсо Манрике де Лара – либерального деятеля церкви, которому Эразм посвятил свою книгу «Enchiridion militis Christiani». Ее перевод на испанский, выполненный знаменитым проповедником Алонсо Фернандесом де Мадридом, каноником Паленсии и архидьяконом Алькора, и отпечатанный Мигелем де Эгуйя из Алькалы, имел такой общенародный успех, какого доселе еще не бывало в истории испанского книгопечатания.